Джек Керуак - Ангелы Опустошения

В Западной Виргинии на заре Норман неожиданно заставил меня вести машину.

– Ты можешь, не беспокойся, просто веди и все, я расслаблюсь. – И вот именно в то утро я по-настоящему научился водить. Держась одной рукой за низ руля я каким-то манером умудрялся идеально преодолевать всевозможные повороты налево и направо а ехавшие на работу машины протискивались по узенькой двухрядке. Для правого поворота правую руку, для левого левую. Поразительно. На заднем сиденье все спали, Норман трепался с Тони.

Я так гордился собой что в тот же вечер купил кварту портвейна в Уилинге. То была ночь ночей нашего путешествия. Мы все торчали и пели миллион одновременных арий пока Саймон хмуро вел машину (Саймон старый водила с неотложки) до самого Вашингтона Округ Колумбия на заре, по сверхскоростной трассе через леса. Когда мы вкатили в город Ирвин завопил и затряс Лазаря чтоб тот проснулся и посмотрел на столицу Нации.

– Я спать хочу.

– Нет проснись! Ты возможно никогда больше не увидишь Вашингтона! Смотри! Белый Дом это вон тот белый купол с огнем! Памятник Вашингтону, вон та большая иголка в небе —

– Старый притон, – сказал я, когда мы проезжали мимо.

– Это здесь живет президент Соединенных Штатов и думает все свои мысли о том что Америке делать дальше. Проснись – сядь вот так – смотри – большие Министерства Юстиции где вырабатывают цензуру, – Лазарь выглянул кивая.

– Большие пустые негры стоят у почтовых ящиков, – сказал я.

– А где «Эмпайр-стейт-билдинг», – спрашивает Лаз.

Он думает что Вашингтон находится в Нью-Йорке. Ему все едино и Мексика вероятно где-то тут же за углом.

Потом мы мчим к выезду на Нью-Джерси посреди глазопродравшего утра трансконтинентального автомобильного кошмара который суть вся история Америки от фургона первопоселенцев до «форда» – В Вашингтоне Ирвин позвонил Поэтическому Консультанту Библиотеки Конгресса спросить о Рафаэле, который до сих пор не приехал (разбудив на заре женщину этого человека) (но поэзия есть поэзия) – И пока мы едем по Магистрали Норман и Тони впереди с Лазом оба настойчиво советуют ему как следует жить дальше, как не лопухнуться, как хорошо себя держать – Что же касается ухода в Армию Лаз говорит

– Я не хочу чтоб мне указывали что делать, – а Норман все равно настаивает что нам всем следует указывать что нужно делать, но я с ним не согласен потому что по части Армии да и Флота тоже я считаю в точности как Лазарь – (если мне может сойти это с рук, если ему может, нырнув в ночь своего я и став одержимым своим собственным единственным Ангелом-Хранителем) – Между тем Ирвин и Саймон теперь уже полностью и окончательно выдохлись и сидят выпрямившись на заднем сиденье со мной (всё в кайф, лапа) но головы их уронены потно и мученически на грудь, один лишь вид их, их отполированных усталостью небритых потных физиономий с губами надутыми в ужасе – Ах – От него я осознаю что стоило отринуть мир и спокойствие моей Мексиканской Лунной Крыши чтобы в муках и лязгах тащиться с ними через все крутые прихоти мира, навстречу какой-то глупой но божественной судьбе в какой-то другой части Духа Святого – Хоть я и не согласен с их мыслями о поэзии и мире я не могу не любить их страдающие потные лица и взъерошенные копны волос на головах как волосы моего отца когда я нашел его мертвым в кресле – В кресле нашего дома – Когда я был абсолютно не способен поверить что существует такая штука как смерть Папы не говоря уже о своей собственной – Два сумасшедших паренька измочаленные много лет спустя головы поникли как у моего мертвого отца (с которым я бы тоже жарко спорил, О почему? или почему бы и нет, когда ангелам надо будет про что-нибудь завопить) – Бедные Ирвин и Саймон в мире вместе, compañeros [125]своей собственной Испании, унылые автостоянки на их челе, их носы сломаны сальными… беспокойные философы без костей… святые и ангелы высшего созыва из прошлого на том посту что я занимаю как Крошка Небес – Падают, падают со мною и Люцифером и с Норманом тоже, падают, падают в машине —

Какова будет смерть Ирвина? Смерть моего кота это коготь в земле. Ирвин зуб? Саймон лобная кость? Скалящиеся черепа в машине? Ради этого Лазарю надо идти в Армию? Матери всех этих людей сейчас чахнут в занавешенных гостиных? Отцы с зароговевшими руками похороненные с лопатами на груди? Или чернильные пальцы печатника скрючившиеся вокруг четок в могиле? А их предки? Певцы арий глотающие землю? Сейчас? Пуэрториканец со своей тростниковой тросточкой где цапли общипывают могилы? Мягкий рассветный ветерок Кариба и впрямь ерошит нефтяную дрожь Камачо? [126]Глубокие французские лица Канады вечно глядят в земле? Певцы Рассветного Мехико зависают на corazón (сердце), не откроется больше высокое решетчатое окно серенада платок губы девушки?