Аньес Мартен-Люган - У тебя все получится, дорогая моя

Чтобы войти в подъезд, код не понадобился, у меня был ключ. Не будь номер его квартиры указан на почтовом ящике, я бы стала звонить во все двери подряд. На пятом этаже была единственная дверь, за которой грохотала музыка. Begin the End группы Placebo наполняла лестничную клетку. Басы заставляли вибрировать деревянные створки двери. Я позвонила, подозревая, что он не услышит. Никто не открыл, тогда я воспользовалась ключами и впервые вошла в его жилище. Теперь звуковое сопровождение обеспечивала Muse с композицией Explorers . Мэтью Беллами пел, умоляя освободить его:

Помещение было погружено в полумрак. Прихожая отсутствовала. В гостиной работал телевизор с испачканным экраном. Напротив него я заметила босые ноги, свисающие с черного кожаного дивана. Я двинулась к нему, споткнулась о мотоциклетный шлем, сдержала крик боли и ругнулась сквозь зубы. Никакой реакции не последовало. Через секунду я поняла почему: под низкий столик закатилась пустая бутылка из-под водки. Габриэль храпел, растянувшись на животе, в джинсах, с обнаженным торсом. Я смогла внимательно рассмотреть его татуировку. Зная его, я ожидала чего-то необычного, с изрядной дозой самоиронии. Он мне описал ее как “вариацию на тему падшего ангела”. Что ж, эпитет “падший” вполне уместен. Крылья архангела Гавриила были черными, рваными, ободранными. Их словно втягивала в себя бездна, из которой никому не выбраться. У меня сжалось сердце. Какую тайну он скрывал? Какая мука грызла его? Сон Габриэля можно было назвать как угодно, только не освежающим. Лицо морщилось, на нем было написано страдание. Я наклонилась и осторожно поцеловала его. Он не проснулся, но скорчил гримасу, а потом улыбнулся. Я выключила телевизор, поискала взглядом музыкальный центр, тоже выключила. Наступившая тишина не разбудила Габриэля. Я продолжила экскурсию по квартире. Несмотря на ощущение, будто я нахожусь в зоне боевых действий, мне удалось оценить красоту интерьера. Марта снова завладела моими мыслями – идеи декора, строгого, минималистского, современного, наверняка принадлежали ей. Как и ее апартаменты, эти тоже относились к османовской эпохе: потолочная лепнина, мраморный камин. Паркет был почти черным, а белизна стен настолько чистой, что отдавала голубизной. На стенах никаких украшений – ни фотографий, ни каких-то личных вещей, которые рассказали бы мне что-нибудь о Габриэле и его прошлой жизни. Из гостиной дверь вела на кухню, где царил полный хаос. Я вышла в коридор, прошла мимо кабинета – в него я не заходила, – потом увидела спальню и остановилась в дверях. Здесь пахло затхлостью, простыни уж точно давно не меняли. Мне не хотелось думать о тех, кто на них побывал. Я вернулась в гостиную, сняла куртку, не стала тревожить Габриэля и решительно взялась за уборку.

За час я с ней справилась, полностью раздвинула шторы, чтобы впустить в помещение солнечный свет и мягко разбудить Габриэля. Я села в кресло напротив дивана и положила ногу на ногу. Мое сердце разрывалось от любви к нему. Он заворочался, заворчал, попытался зарыться лицом в подушку. Потом открыл глаза, и первым, что он увидел, была я. Несколько секунд он смотрел на меня, не отрываясь и не произнося ни слова. Потом сел, потянулся, взлохматил волосы и слабо улыбнулся:

– Полагаю, за то, что ты здесь, нужно благодарить Жака?

Я кивнула.

– Я уже несколько месяцев мечтаю о том, чтобы проснуться и увидеть тебя, и надо же этому случиться как раз тогда, когда я в руинах.

Я рванулась к нему, но он предостерегающе вытянул ладонь:

– Ответь на мой вопрос.

– Задавай.

Он неловко поднялся с дивана.

– Почему ты вернулась в Париж? Где твой муж?

– Я оставила Пьера.

– Почему?

Я помолчала.

– Я узнала, что он изменял мне, и…

– Вот скотина! Как он посмел?

Он бурно жестикулировал.

Я подошла к нему и взяла за запястье. Он перестал размахивать руками и всмотрелся в меня.

– Со мной все в порядке, Габриэль. И если бы мне достало смелости, я бы приняла решение еще до того, как обо всем узнала. На самом деле я не хотела оставаться с ним, я его больше не любила. Только с тобой…

– Не говори так, пожалуйста.

Я оскорбленно замолчала и отступила на шаг:

– То есть ты от меня отказываешься?

Мои глаза наполнились слезами. Он подошел ко мне, обхватил мое лицо: