Дибаш Каинчин - Крик с вершины

— Конечно, — Тукпаш наклоняет острую голову. — А в Сары-Чете у Комургая уже больше двухсот окотилось.

— Поехал я. Надо ворота в загоне починить. Ночью бык с дойной фермы заявился — чтоб его волки съели! Комолый, а ворота своротил. — Калап легко вспрыгнул в седло. — Пока овцы не наедятся, будут рыскать. Побегать вам придется…

Он стороной объехал отару и скрылся за деревьями.

Тукпаш остался один. На тропе снова показался Калап, и Тукпаш невольно залюбовался им: так ладно, свободно держался он на коне. Даже грубый, вылинявший от дождей и ветров плащ, мохнатая сурочья шапка и сапоги на толстой подошве не утяжеляли всадника.

А лицо будто из меди вычеканено.

— Вот ты и дома… — Тукпаш потянулся до хруста в костях. — Будто в сказку, вернулся из пыльных, грохочущих городов. Будто в детство свое. Дыши — не надышишься! Воздух-то какой! И смолой пахнет, и первой зеленью… Месяц — не меньше — в такой благодати! Целый месяц не сидеть за столом, не держать ручку…

Себе-то мог он признаться, что как раз больше всего тянет его за стол, к бумаге. Да вот сложилось так… Окончил литературный институт, писателем стал, но живет, как и прежде, в колхозе. Председатель никак не поймет, что у него за профессия такая — книжки писать! В колхозе людей с высшим образованием не сосчитать. Главный зоотехник даже академию окончил. Тимирязевскую. Но он же делом занят, а захочет писать — пишет. Чуть не каждый месяц в районной газете выступает, а то и в областной — «Алтайдын чолмоны». Врач лечит, учителя в школе преподают. А что это за работа — книжки сочинять? Тукпаш с ним не спорит и ни от каких поручений не отказывается. Официально он числится завклубом и киномехаником, но его то и дело отрывают. То на сенокос пошлют, то на уборку. А уж по весне обязательно или сакманщиком, как нынче, или сеяльщиком. Нынче в поле без него обошлись — практиканты из училища механизации приехали. Значит, чабанам помогать. Дело это нужное. В такую пору не только в Корболу — в любой деревне каждого человека на учет берут.

Есть и другая причина, по которой Тукпаш на любую работу соглашается. В деревне как? Сено надо, дрова нужны, огород вспахать — без трактора не обойтись. А уж если строиться — своими силами немного сделаешь. То одно попросишь, то другое. Как ты, так и тебе. А семья у Тукпаша большая. Пятеро детей, и все еще маленькие… К тому же совесть не позволит в горячую пору ходить по деревне, заложив руки в карманы, или перышком по бумаге чиркать.

…Какой ласковый глаз у солнца! Небо высокое-высокое. Лишь кое-где дремлют тонкие и рыхлые, как брюшное баранье сало, облачка. От них небо становится еще синее. Молодой травке пока не хватает силы вызеленить серую прошлогоднюю отаву. И лиственницы машут голыми ветвями. Только жидко зеленеют кустарники на опушке южного склона.

«Даже не верится, что такая огромная, насквозь промерзшая земля вот-вот оттает, оживет! Все вокруг станет радовать глаз. Закукует кукушка, зазвенят трели жаворонка. На зеленом ковре лягут узоры цветущего кандыка, багульник распустится… Что может быть прекрасней весны!»

На вершинах, в складках гор и под нависшими скалами еще белеют снега. Оттуда веет влажным холодом. А внизу, где сходятся пять долин, видны пестрые врубы домов, сверкают на солнце шиферные крыши. Над селом поднимаются дымы из труб, то тут, то там за машинами взвиваются облака пыли. Отсюда, сверху, село чем-то напоминает спрута, протянувшего свои щупальца-дороги к стоянкам и фермам, опутавшего черными тропами всю округу. И тащит, тянет со всех сторон к себе, сосет живые соки земли, никогда не насыщаясь. Нет, никакой это не спрут. Пожалуй, больше сходства у села с табунщиком, который бросает аркан за арканом в многотысячный табун гор, несущихся в бешеной скачке с развевающимися гривами…

— А овцы-то! — спохватился Тукпаш и вскочил на ноги.

Он и не заметил, как отара потянулась к Большому перевалу — на Устугы-Арт. Опираясь на посох-таяк, Тукпаш торопливо зашагал, стремясь опередить овец.

«Проморгал! Как теперь соберу?»

Чтобы сократить путь, кое-как продрался сквозь густой кустарник и за большой валежиной наткнулся сразу на двух овечек. Одна никак не могла разродиться. Другая, чуть повыше, была уже с ягненком.

Тукпаш взял на руки новорожденного, обтер его, хотел подкормить, но матка с порванным биркой ухом никак не давалась! Опустит он ягненка на землю — подойдет. Сделает шаг, чтобы словить ее, — убежит. Изрядно повозившись, он догадался вынести курагана из кустов и положить в углубление под скалой, на солнцепек. Хотел помочь второй овечке, все еще мучившейся родами, но глянул наверх — отара вот-вот поднимется на седловину… Никак нельзя упустить ее. Стыд-то какой будет! Люди смеяться станут: «Полдня не сумел попасти — отару не удержал. Не дай бог доверять работу этим энтигилентам!»