Дибаш Каинчин - У родного очага

Мать долго не отнимала Сунера от груди. И он привык засыпать, чуя под головой материнскую руку, и часто просыпался оттого, что рука эта вздрагивала и сама мать спала неспокойно. Сунер капризничал и будил ее.

— Да откуда я знаю — отчего? — отвечала мать. — Во сне, сынок. Весь день на току зерно перелопачивала, вот и привиделось что-то…

А в весеннюю пору он не видел ее по три-четыре дня: приходила, когда он уже спал, а уходила — еще не просыпался. Утром Сунера ждал на столе холодный кусок тощей говядины. Это мать принесла ему свой паек, что заработала за день. Иногда он лакомился сусликами, на которых мать ставила капканы. И как он бывал рад этому угощению!

В осенние длинные ночи Сунер вскакивал среди сна и видел: мать сидит у очага и, сунув руки в деревянную чашку с водой, мерно покачивается.

— Спи, спи, — кивала она ему. — А я — не могу. Ноют. Потрескались… Подержу в теплой воде, может, — отмякнут, отойдут…

Толчется, летит тяжелым облаком пыль. Задние подфарники трактора еле-еле пробиваются сквозь пыль желтым светом. Мотор ревет и ревет. Сеялки, погромыхивая, раздавливают колесами отвороты земли и спешат, спешат отдать земле семена. В многоголосом скрипе и грохоте Сунер вдруг слышит будто бы журавлиный крик: крлуг-крлуг-крлуг… А Сунер представляет себе настоящий журавлиный косяк: плывет он по высокому синему небу. И нет в селе человека, который, грустно вздохнув, не проводил бы его взглядом, не качнул ответно головой на крик птичьей стаи. А мальчишки, раскинув руки и вытянув, будто на лету, шеи, прыгают и кричат: «Эзеи болзын, турна-а-лар! До свидания, журавли! Легкого вам пути! На будущий год прилетайте раньше! Весну скорее приносите. А мы будем ждать. Будем жда-аать!..»

Да-а… Вот придет осень. И на этом поле, где Сунер оставит столько пота, переживаний, раздумий, горестей и новой, открытой им радости, где упали в пашню первые его семена, буйно заколосится ячмень с крупными, как градины, зернами. И придет день, когда Сунер, гордый оттого, что все это — дело рук его, станет на уборку и, конечно, будет искать следы, оставленные его сеялкой.

А трактор все ползет и ползет, ввинчиваясь в темноту, и она отступает, как бы отодвигается под его напором, дрожа в неясных бликах рыжего робкого электрического света…

«Нет, пора быть взрослым. Работать по-настоящему. И жить тоже. И я теперь хозяин всего того, что здесь есть», — думает Сунер.

…Вот они с Эпишке, представляется ему, подъезжают к деревне. Сунер слезает с телеги и незаметно — для пущей важности — пачкает лицо землей, чтобы выглядеть еще более усталым и наработавшимся, а потом вышагивает по деревне с высоко поднятой головой, чуть-чуть вразвалку, по-рабочему. А навстречу попадаются люди, такие же, как и он, усталые, грязные, с закопченными пахотной пылью лицами, с припухшими веками.

— Эй, Сунер! Как дела? — весело окликают они его.

— Хорошо. Ничего дела, — отвечает Сунер, и голос у него басовитый, какой и должен быть у настоящего работяги.

И тут-то встретится ему Дьинди. Да, да, Дьинди… Высокая, румяная девушка, у которой длинные черные косы, а глаза… А вот какие у нее глаза, Сунер толком не знает. Потому что не отваживался посмотреть ей в лицо. Да что там — посмотреть! При одном упоминании ее имени Сунера бросает то в жар, то в колод, а при встречах с нею он не знает, куда себя девать. Хочется сжаться, пригнуться, исчезнуть. Ну, да теперь Сунер — человек рабочий, и он не должен стыдиться, как мальчишка. Он пройдет мимо, серьезный и спокойный, будто бы и не замечая ее.

Сунер! — окликнет его девушка и робко станет на дороге. — Ой, Сунер! Что это у тебя с лицом? Больно?

— Больно? — удивится Сунер. — Что ж ему болеть? Мы — люди привычные. Такая у нас работа, — ответит он, улыбаясь.

«Нет, нет. Лучше об этом не думать. Не надо об Дьинди», — взволнованно решает Сунер.

Осенью он поступит в школу механизации учиться на тракториста. Он будет пахать, сеять, убирать хлеб для своего народа. Поставит себе дом, большой крестовый дом, как у многих его односельчан. А тут подойдет и срок в армию… В армию? Ну что ж, к тому времени он научится водить трактор, и почему бы не стать танкистом? Отслужит. Сунер и это выдержит. Он, оказывается, все может выдержать!

Он едет по деревне на своем тракторе, а сзади, вызванивая на тросе, волокутся восемь — десять мощных лиственниц. Для его нового дома! И вся деревня — стар и млад, кто, прильнув к оконцам, а кто, остановившись на улице, удивляются, сколько сумел Сунер зацепить своим трактором бревен. Это мастер, говорят они. Сразу видно — хозяин. И Дьинди смотрит…