Марина Королева - Верещагин (Кончерто гроссо)

Все были дома. Сын, мать, жена. Когда я пришел, все выглянули из своих комнат – как оркестранты, которые встают с мест, когда дирижер выходит на сцену. Не знаю, какое у меня было лицо, тут им виднее, но я, совсем как дирижер, показал им рукой: садитесь. Ну, то есть не волнуйтесь, я дома, у меня всё в порядке, – и прошел в кабинет. Мне не терпелось подержать «Верещагина» в руках. Казалось, возьми я его в руки – и тут же станет понятно, что делать дальше.

Я выдвинул ящик стола. «Верещагина» там не было.

Я не верил своим глазам. Стал шарить рукой, отодвигая записные книжки, старые ручки, карандаши, носовые платки, весь этот хлам. Потом вытащил весь ящик, перевернул его и вытряхнул содержимое на топчан. Я мог бы этого не делать, и так было понятно – книги нет. Двигаясь лихорадочно и резко, весь в поту, я обошел свой кабинет раза три, всё отодвигал, приподнимал, а то и сбрасывал на пол. Впрочем, на полу тоже смотрел на всякий случай – вдруг упала?

Книги нигде не было.

Спокойно, сказал я себе, спокойно, и вышел в коридор. Заглянул к матери, но даже спрашивать ее ни о чем не стал. Зачем ей какой-то «Верещагин», тем более в моем столе? Нет, за матерью такого не водилось. Да и за женой не водилось тоже, это надо признать. Вот уж несколько лет как никто не убирает мой кабинет, я сам так хотел – и как раз потому, что знал: все, что им кажется беспорядком, бардаком, свинством, помойкой, чем там еще, на самом деле и есть самый совершенный, гармоничный порядок! Я мог в темноте или же без очков нащупать у себя в комнате любую мелочь. А пыль… кому она мешает? Мне она не мешала.

Жена была на кухне, курила за книжкой, сын сидел там же с чашкой чая, смотрел телевизор. Мирная картина. Я, как всегда, ее нарушал.

– Скажи, ты ничего не брала сегодня у меня в комнате? – спросил я жену.

Она пожала плечами.

– Ты же знаешь, я никогда там у тебя ничего не беру.

Это правда, я знаю. Но где, черт возьми, «Верещагин»?

– А что пропало? – спросила жена.

– Книга. Старая книга. Купил у букиниста.

Жена снова пожала плечами:

– Книга! Тем более. Я бы сто раз спросила, прежде чем взять. Дорогая?

– Не в этом дело.

– То есть дорогая, – покивала жена, затягиваясь. – Мне, как всегда, не сказал.

– Я же говорю: не в этом дело! Ты точно не брала? Умоляю, если вдруг случайно…

– Да ты с ума сошел, – резко сказала жена, – какие тут могут быть случайности? Тебе помочь поискать? Как называется?

Вот этого я говорить ей не хотел, я никому не хотел этого говорить.

– Ладно.

Я ушел к себе и несколько раз повторил там весь круг поисков: ящик стола, под столом, за столом, книжные полки, на рояле, под роялем… Нет. «Верещагин» как провалился.

Я лег на свой топчан, закрыл глаза. Никто из вас не понимает, какой это ужас: не знать, в чьих руках и как оказалась книга, которую эти идиоты почему-то считают и называют запрещенной. И еще – может быть, вы этого тоже не знаете, но оказаться без работы было не худшим наказанием за такое преступление, как чтение и распространение запрещенной литературы. А здесь было и то и другое – и чтение, и попытка распространения. Ну да, писал же я свой концерт и даже собирался назвать его «Верещагин». А концерт потом будут играть со сцены, возможно, и пластинку выпустят. Что это, как не распространение?!

Я только никак не мог связать все это в какую-то внятную линию. Кто, кроме меня, знал, что я пишу свой Кончерто гроссо? Никто. И тем не менее, как выразился ректор, «это уже не секрет». Кто знал, что я положил книгу в ящик стола? Никто. И тем не менее книга оттуда пропала. Да кто вообще знал, что я купил эту книгу? Никто.

Купил книгу… Я вскочил. Букинист! Надо его предупредить или посоветоваться, надо, наконец, просто поговорить! Я уже одевался, прямо на ходу натягивая пиджак.

– Куда ты? – спросила жена, выглянув из кухни.

Я махнул рукой:

– Я быстро.

Она снова пожала плечами. Это у нас, кажется, входило в моду. Но мне было не до того, я уже вызывал лифт.

Троллейбуса ждать не стал, опять пошел пешком, а точнее, побежал. Вот так, переходя с шага на бег и обратно, я преодолел почти все расстояние до букинистического, но последнюю остановку все-таки проехал на троллейбусе, сил у меня уже не было. И вот, когда в окне стал уже проплывать этот трехэтажный дом, где внизу магазин, я вдруг испугался. Настолько, что едва заставил себя выйти на остановке. А выйдя, едва удержался от того, чтобы не побежать за троллейбусом и не впрыгнуть в него на ходу.

На двери букинистического я даже за несколько метров разглядел табличку ЗАКРЫТО. Это было невероятно. Магазин был здесь отродясь, сколько я себя помню! А мой букинист работал здесь уж точно не меньше десяти лет. Да что же это?!