Эрик-Эмманюэль Шмитт - Попугаи с площади Ареццо

То, как неожиданно Оксана обосновалась в его квартирке, очаровало Виктора. Он смотрел, как она сидит на кровати, сияющая, погруженная в чтение, прихватив мягкие волосы черепаховой заколкой, и был счастлив. Чтобы вспомнить, когда ему уже случалось испытывать такую полноту чувств, пришлось бы вернуться в детство: там он, восьмилетний, любовался, как купленный ему Батистом котенок подставляет солнечным лучам свое беленькое пушистое пузико.

Если верить Виктору, Оксана — языческая богиня, обладающая властью поглощать время. Рядом с ней прошлого не существовало, будущего тоже; все концентрировалось в сияющем, полнокровном настоящем. Поскольку ему не удавалось отстраниться и взглянуть на нее критически, он забывал о ее прошлых приключениях и думал только о завтрашнем дне. Но мысль его могла забежать вперед максимум на полчаса: он задумывался, что бы ему приготовить и на какой фильм им лучше отправиться в кино.

Разделив жизнь студента, Оксана обнаружила, что она еще молода. Ей было столько же, сколько Виктору: двадцать лет. Она несколько лет была манекенщицей, привыкла зарабатывать, вращаясь в агрессивной профессиональной среде, и утратила свежесть, причем не только потому, что у нее было много любовников старше ее. Часто, думая о трудностях своего ремесла, она ощущала себя поблекшей и разочарованной; хуже того, поскольку ей приходилось участвовать в кастингах вместе с пятнадцатилетними девочками, в глазах которых она выглядела старухой, она уже мысленно отправила себя на пенсию. Виктор вернул ей свежесть чувств своей страстью, своим восторгом, братской простотой обращения и еще тем, что уже много лет учился, убежденный, что, когда он получит свои дипломы, перед ним откроется большое будущее. Так вот что такое, оказывается, молодость: топтаться на месте в начале стартовой дорожки.

— А чем бы мне заняться, когда я уже выйду из модельного возраста?

Виктор покатился со смеху:

— Прости, меня рассмешило это выражение. Как «выйти из ясельного возраста» или «из детского возраста».

— Ты презираешь мою работу?

— Что ты, Оксана, нисколько! Просто это моя слабость — смеяться над словами.

— Ладно, тогда побудь минутку серьезным: все-таки чем бы мне заняться, когда я уже перестану быть моделью?

— Ответ на этот вопрос знаешь только ты сама. Что тебе нравится?

— Кроме тебя?

— Кроме меня.

— Ты.

— А еще?

— Ты.

Он перепрыгнул со стула на кровать — а прыгать было не слишком далеко — и покрыл лицо подруги поцелуями.

— Я жду ответа, Оксана.

— Давай подумаем, какие у меня достоинства. Я знаю несколько языков. Переводчица?

— А тебе этого хочется?

— Я бы это могла.

— Оксана, ты отвечаешь не на тот вопрос: а чего тебе хочется? Ты думаешь, я изучаю право, потому что просто мог бы этим заниматься? Нет. Я это делаю, чтобы потом наняться на работу в гуманитарную миссию или в международный суд. И важно здесь только одно — чего мы хотим. А потом надо пытаться добиться того, чего мы хотим.

До этого момента Оксана считала, что человек всегда перебивается как придется: сегодня она зарабатывает, продавая свою красоту, завтра будет выпутываться, обратив в деньги свои лингвистические познания; жить для нее означало выживать, и ничего другого. Слушая, как Виктор рассказывает о своих планах стать адвокатом по крупным делам, она обнаружила, что можно придать своему существованию какой-то смысл.

У Виктора пока не получилось рассказать Оксане всю правду, но ему казалось, что если он познакомит свою невесту с дядей, это ему поможет. Чем ближе они будут, тем явственней он почувствует, что обязан быть с ней искренним.

Он рассказал подруге то, что скрывал от своих товарищей, — что он родственник Батиста Монье, известного писателя. Оксана только что прочла несколько его романов, так что эта новость ее потрясла, и она даже не сразу ему поверила.

— Нет, правда, Оксана, ты что, считаешь меня вруном?

— Нет, конечно. Прости. Просто, оказывается, я думала, что крупный писатель — это всегда мертвый писатель.

— Для меня Батист — прежде всего мой дядя. Когда я был подростком, я даже отказывался читать его книги. Потому что его роман мог купить каждый, и мне казалось, что он будет принадлежать мне больше, если я не стану его читать.

Виктор зашел к Батисту без предупреждения. Дверь ему открыла светловолосая женщина с лучезарной улыбкой, и это сбило его с толку.

— Э-э-э… здравствуйте, я Виктор, племянник…