– Дурачок! Это я, Эмили.
– А Тия где? – Брин садится и потягивается.
– Убежала в дом. Кажется, плачет.
– Да?..
– Почему она расплакалась? – спрашивает Эмили, вынимая пачку «Силк Кат».
– Расплакалась?
– Хочешь?
Он берет сигарету.
– Живем!
– Ну так что? – кокетливо допытывается Эмили.
– Что?
– Колись, – говорит Эмили. – Выкладывай, что с Тией.
– А, это... Я и не видел, что она... хм...
– Тогда расскажи, что тут у вас случилось.
Брин путано объясняет, что он колол дрова, а Тия загорала. Намекает, что между ними проскочила искра – по крайней мере, за себя он ручается.
– Мне показалось, она хочет, чтоб я ее поцеловал, – продолжает он. – Был такой – ну знаешь, момент, когда что-то должно случиться. В общем, я сказал, что она просто блеск, хотел поцеловать, но еще сболтнул, что хочу ее сфотографировать.
Эмили падает на траву, катается по ней и хохочет.
– Ты чего? – удивляется Брин.
– Ну ты извращенец!
– Да я ни о чем таком не думал!
– Абсолютно думал. Бог ты мой, все мужчины одинаковы!
Пол и Энн по-прежнему сидят в кухне. Молчат, просто сидят и смотрят друг на друга. Может, им нечего сказать. Эмили входит и сразу удаляется наверх чистить зубы. От лимонада неприятный привкус во рту.
Комнаты Эмили и Тии рядом. Эмили чистит зубы, и случайно обнаруживается, что в ванной слышно все, что происходит в соседней комнате. Сначала там только всхлипывают и шуршат. Наступает тишина, кто-то шумно сморкается, и снова тишина.
Голоса.
– Что с тобой? – глухо спрашивает за стеной Джейми.
– Ненавижу... – это Тия.
Еще пару минут всхлипы. Эмили умывается.
– Успокойся, – просит Джейми, – мне можешь все рассказать.
– О чем? – капризничает Тия.
– Кто тебя обидел.
– Просто мне тут осточертело.
– Никто сюда не просился, – напоминает Джейми.
– Да? А вроде бы все довольны.
– А что нам остается? – отвечает Джейми. Пауза. Эмили поудобнее устраивается на полу.
– Я себя так по-дурацки чувствую... – признается Тия.
Эмили корчит рожицу. К делу, дорогуша.
– Напрасно, – говорит Джейми. – Положение и вправду сложное.
– Ты вот ведешь себя как ни в чем не бывало.
– Ну, я из тех, кто выживает.
Эмили зажимает рот ладонью. «Я из тех, кто выживает». Бог ты мой, мил, но до чего же нелеп!
– Кстати, я нашла генератор, – сообщает Тия.
– Великолепно. Надо его включить, пока не стемнело.
Слышен шорох. Наверное, Джейми встает.
– Прямо сейчас? – спрашивает Тия.
– Пойдем. Тебе надо чем-нибудь заняться, отвлечешься.
– Но я не могу...
– Что не можешь?
– Смотреть ему в лицо...
– Брину?
– Да.
– Почему? Что случилось?
– Ничего. Глупость вышла.
– Да в чем дело? – спрашивает Джейми.
– Кажется, я... погорячилась. «Эт точно», – думает Эмили.
– Он к тебе приставал? – допытывается Джейми.
– Не знаю... Если честно, я этого хотела. Дело не в этом.
– А в чем?
– Просто он сказал...
– Что?
– Ты все равно не поймешь.
– Я попытаюсь.
– Он сказал, что хочет сфотографировать меня.
– Все ясно. Гад.
– Нет-нет! – протестует Тия. – Он не это имел в виду.
– А что еще он мог иметь в виду?
– Он фотограф. Снимает здания, ну и всякое другое. Наверное, хотел сделать мне комплимент. Мы говорили о фотографии, он в тему сказал. Я потому и жалею, что погорячилась.
– А проблема-то в чем?
– Какая проблема? – удивляется Тия.
– Как какая? Ты же расстроилась.
Эмили прикидывает, сколько еще продлится это занудство.
– Я никому не позволю меня фотографировать, – объясняет Тия и прибавляет: – Никогда.
– Почему?
– Не могу, и все.
– Кажется, есть религиозные учения, в которых...
– Считается, что фотография отнимает душу? Знаешь, они правы. Так и есть. Раз – и душа исчезает.
– Не понимаю, – признается Джейми. Длинная пауза. Тия продолжает совсем тихо:
– В двенадцать лет я узнала, что дядя установил у меня в спальне скрытую камеру.
– То есть?
– Он снимал, как я раздеваюсь. Целые километры пленки, на которой я снимаю одежду, стаскиваю носки, трусики, раздеваюсь догола. Самые популярные были кадры, где я в носках и трусах.
– Черт! – выпаливает Джейми. – Серьезно?
– Да. Он эти записи смотрел сам и с друзьями, а отдельные кадры печатал и продавал какому-то торговцу в Сохо.
– Значит, он был?..
– Да, педофил.
– Боже мой... Неудивительно, что ты...
– Это продолжалось два года, а началось, когда мне было десять. Я искала в комнате потайные ходы – ну, знаешь, все в детстве ищут, – и нашла камеру. Я целую вечность понять не могла, что это такое. Когда поняла, мама расстроилась, но в конце концов сказала, что нет смысла в полицию заявлять – дядя же не приставал ко мне, не трогал, ничего такого. Я думала, отец сойдет с ума, а он и бровью не повел. Наверное, родители просто не хотели неприятностей. Такая у нас была семья.
Читать дальше