Ян-Филипп Зендкер - Сердце, живущее в согласии

Тхар Тхар ждал ответа.

– Наверняка это очень необычная история, потому мне и захотелось ее услышать, – сказала я, ничуть не солгав.

Ответ его удовлетворил. Тхар Тхар снова наполнил чашки и сел, начинать рассказ он не торопился. В тишине прокричал петух, затем еще один.

Украдкой я поглядывала на Тхара Тхара. Свечка стояла на ступеньке, и ее колеблющийся огонек едва освещал его лицо. Лицо спокойного, уверенного человека. Он сидел прямо, словно медитировал.

– Я тогда был… как бы это лучше сказать… в смятении. Я потерял семью и искал…

– Чего?

Он улыбнулся:

– Неужели в вас так мало терпения? – (Я тоже улыбнулась и кивнула, показывая, что намек поняла.) – Как-то в чайном домике я услышал про отца Анджело и узнал, что он помогает людям вроде меня. Он давно жил в здешних местах, прибыл миссионером во времена, когда страна еще официально называлась Бирмой и была английской колонией. При англичанах сюда приезжало много священников из Америки, Англии, Испании и Италии, и все они стремились обратить бирманцев в христианство. Одним из таких и был отец Анджело. Мне даже не пришлось его просить. Он сам взял меня под свое крыло. Я убирал в его доме, готовил, стирал белье, ходил на рынок. Отец Анджело поселил меня у себя и стал учить. Благодаря ему я начал читать и писать, освоил четыре действия арифметики. В математике отец Анджело был не силен. Он усиленно учил меня английскому, говоря, что этот язык мне пригодится. Мне нравился итальянский, но у отца Анджело все не доходили руки всерьез обучить меня своему родному языку. У него я впервые стал читать книги, узнал, какой силой обладает слово. У отца Анджело была небольшая библиотека. Все свободное время – а его у меня хватало – я жадно читал. Помню, меня поразила история Робинзона Крузо.

Я не скрывала изумления, и Тхару Тхару это очень нравилось.

– Потом я узнал про Моби Дика, Оливера Твиста. Затем настал черед Библии, первой притчей была история про Каина и Авеля… Под руководством отца Анджело я изучил Ветхий и Новый Завет. Спустя время стал помогать ему в службах, он отпевал покойников, крестил новорожденных, венчал. Вместе мы праздновали Рождество и Пасху. Он служил в старой церкви. Стараниями отца Анджело, христианская община в городе стала расти. За восемь лет я не пропустил ни одной его проповеди.

– Но, насколько я понимаю, обратить вас он не смог.

– Что это значит?

– Монастырь. Статуи Будд, ваши монашеские одежды…

– Это все внешнее. Не стоит обманываться, дети, пришедшие ко мне, выросли в семьях буддистов. Им привычнее и спокойнее, когда у входа их встречают знакомые статуи. Они верят, что Будда оберегает их. А что касается обращения… отец Анджело сумел меня обратить. Но не в христианство.

– Почему же вы не стали христианином?

– Потому что я не грешник, – улыбнулся Тхар Тхар.

– В какую же веру он вас обратил?

Тхар Тхар помолчал.

– Это уже другая история.

– У меня есть время.

Он покачал головой:

– Не сегодня. Сомневаюсь, что я вообще смог бы ее рассказать. Это не тот случай, когда воспоминания стоит облекать в слова.

Тхар Тхар как-то странно на меня посмотрел. Его взгляд был полон нежности. Или мне показалось?

– Почему вы оставили отца Анджело?

– Потому что он оставил этот мир. Он был стар и болен, и у него случился инсульт, я почти год ухаживал за ним. На следующий день после девяностолетия его сердце перестало биться. Я сидел у постели, отец Анджело взял мою руку и прижал к своей груди. Я чувствовал удары его сердца, они становились все медленнее, а потом затихли.

Над бамбуковой рощей взошла луна, заливая двор неярким светом. Луна убывала. Почему-то ее сияние напомнило мне о притихшей деревне, где ужас прятался среди листвы, корча рожи и отбрасывая уродливые тени.

Где сердца превращались в камень.

Я вспомнила хижину с отверстием в крыше… Сверкающие черные сапоги… Тела – мускулистое и хрупкое, – вздрагивающие отнюдь не от любовного экстаза… Слюну, капающую изо рта с кроваво-красными зубами… Секунды, решавшие кому жить и кому умереть… «Один останется с тобой. Второго мы заберем».

Тхар Тхар смотрел на меня и улыбался. У него сверкали глаза. Глаза, много лет смотревшие в самое сердце зла, знавшие столько смертей. Глаза, видевшие падение с дерева и гибель самого дорогого человека. Как после всего они могли сверкать и улыбаться?

В чем их секрет?

У меня возникло ощущение, что я действительно попала на остров. Только не на Остров мертвых. И не на Остров одиноких.