Ян-Филипп Зендкер - Сердце, живущее в согласии

– Как только приедем в Мандалай, я сразу же поведу тебя в больницу, – властным тоном младшей сестры объявила я.

Он снова попытался успокоить меня знакомыми отговорками.

– У Ба, хватит играть в прятки со своим здоровьем, – раздраженно бросила я. – Я же вижу, тебе с каждым днем становится хуже. Никакая это не аллергия.

– Говорю тебе – аллергия, – вяло возразил он.

– На что?

– Не знаю.

– Тебя должен осмотреть врач.

– Допустим, он найдет болезнь, что дальше?

– Тебя будут лечить.

– Я же говорил: не будут. Зачем тогда нужен осмотр и диагноз?

– Если мандалайские врачи не в состоянии тебя вылечить, мы ближайшим рейсом вылетим в Бангкок, – с прежней властностью продолжала я. – Там есть прекрасные современные клиники.

– Джулия, дорогая, – улыбнулся брат, – у меня нет паспорта.

– Мы его быстро оформим, – не поддавалась я.

– Ты очень добра ко мне. Но для этого нам придется поехать в Рангун, подать заявление. Пока его рассмотрят, пройдет много времени. Месяцы, если не годы. И потом, я не уверен, что мне вообще выдадут паспорт.

– Месяцы на оформление? Не верю. Наверняка существуют способы ускорить это.

– Возможно, но не для таких, как я.

– Что это значит?

– У меня нет ни родственников, ни друзей среди военных.

– Ничего, мы найдем решение. Прежде всего тебя нужно показать врачу.

– Не знаю, стоит ли…

– У Ба! В Мандалае мы возьмем такси и поедем в лучшую больницу, какая у них есть. Пока ты этого не сделаешь, ни о каком отеле и поездах до Хсипо не может быть и речи.

– Но ведь мы должны…

– Я не шучу. Если откажешься, я встану на вокзале и с места не двинусь.

Моя решимость его впечатлила. У Ба вздохнул и повернулся к окну. Стемнело. Поезд приближался к Мандалаю. Огней вокруг становилось все больше, улицы, мимо которых мы ехали, делались все оживленнее.

– Почему у тебя нет паспорта? – спросила я.

– А зачем он мне?

– Скажем, чтобы навестить меня.

– Ты права.

– Ты подашь заявление на паспорт, когда мы вернемся?

– Видно будет.

Мне стало досадно.

– Неужели тебе ни разу не хотелось приехать в Нью-Йорк, посмотреть, как я живу?

– Конечно хотелось. – Он помолчал. – Но туда слишком долго и утомительно ехать.

Когда мы вернулись на свои места, У Ба снова задремал. Я смотрела на него, и меня переполняла нежность.

Я могла по пальцам пересчитать тех, с кем мне было хорошо и спокойно. У Ба незнакомы корысть и скрытые умыслы. А если врачи найдут у него серьезное заболевание? До сих пор я гнала от себя подобные вопросы, а сейчас по-настоящему испугалась за жизнь брата. Мысль о том, что я могу его потерять, была невыносимой.

Такси не понадобилось. Главная городская больница Мандалая обнаружилась в нескольких кварталах от вокзала. Уличный торговец бетелем показал дорогу. Я надела свой рюкзак и повесила на плечо рюкзак У Ба, – к моему удивлению, брат не стал возражать.

Дворик перед больницей больше напоминал рынок. На лотках торговали бананами, ананасами, кокосовыми орехами и манго. Здесь же можно было купить напитки, журналы и книги. Пешеходы стояли и читали при свете лампочек без колпаков. Рядом ожидали пассажиров велорикши и водители такси. Ко мне подошел молодой человек со свежими гирляндами из цветков жасмина на руке. Он улыбнулся и подал мне гирлянду, я вдохнула жасминовый аромат.

– Нравится запах? – спросил У Ба.

– Очень.

Я полезла за деньгами, но торговец снова улыбнулся и исчез в толпе.

На другой стороне улицы было кафе, под открытым небом стояла дюжина складных столов и пластиковых стульев. Повара на мангале готовили карри, мясо, грибы и прочие деликатесы.

У Ба задержался возле столика, где несколько мужчин играли в подобие шахмат – на нарисованной на куске картона доске и с разноцветными пробками от пластиковых бутылок вместо фигур. Тело одного игрока было густо покрыто татуировкой: руки, ноги и даже шея.

– Это зачем? – шепотом спросила я У Ба. – Для красоты?

– Татуировка охраняет его от злых духов.

Мы пошли в больницу и, миновав тамбур, очутились в большом помещении, напоминающем одновременно и приемные покои и зал ожидания. Войдя туда, я сразу усомнилась в своей затее, больница не вызывала у меня доверия. Ее воздух был влажным и спертым, запахи даже близко не напоминали больничные. Под потолком лениво вращались лопасти двух вентиляторов. Раздражающе-ярко светили неоновые трубки. Люди сидели плотно, иногда по два человека на стуле. Кто-то стоял, прислонившись к стене, кто-то сидел на плитках пола или лежал на собственных подстилках и одеялах. Женщины держали на руках грудных детей, один тихо хныкал. Нас провожали равнодушными взглядами, большинству было не до чужих проблем. Чувствовалось, они сидят здесь давно. Как давно – об этом я старалась не думать.