Ян-Филипп Зендкер - Сердце, живущее в согласии

Зачем брат привел меня сюда? Какая связь между судьбой этой женщины и моей?

Кхин Кхин тепло поздоровалась с У Ба и радушным жестом пригласила нас войти. В хижине была всего одна комната. В углу дремала стопка аккуратно свернутых одеял и одежды. Над ними возвышался небольшой алтарь с фигуркой лежащего Будды, горсткой риса и вазой, где стоял увядший цветок. Напротив располагался очаг с тлеющими древесными углями, над которыми кипел чайник. Мы уселись на соломенную циновку. Кхин Кхин достала три чашки и налила нам чая из термоса. Наверное, она задавала себе схожий вопрос: зачем У Ба привел к ней иностранку?

Мой брат начал рассказывать. Скорее всего, мою историю. На бирманском она звучала удивительно певуче. Мы с Кхин Кхин внимательно слушали, но она все понимала, а я могла лишь наслаждаться мелодией речи. В словах У Ба я улавливала страстную, точно выверенную мольбу. Иногда его голос звучал настойчиво и даже требовательно, но в следующую секунду снова делался просящим. Я даже отмечала нотки ликования, хотя не понимала, чему тут радоваться.

Иногда Кхин Кхин недоверчиво мотала головой, не забывая затягиваться сигарой. Она что-то говорила У Ба, улыбалась и с изумлением поглядывала на меня. Когда У Ба закончил рассказ, Кхин Кхин важно покивала и вдруг засмеялась.

Ее реакция не обескуражила моего брата. Он, словно музыкант, исполнил первую часть (допустим, это было адажио) и перешел к основной. Теперь говорил тише и спокойнее, порой переходя на шепот. Их с Кхин Кхин взгляды часто встречались, и никто не торопился отвернуться первым.

Затем Кхин Кхин погрузилась в размышления, ее сигара догорела и погасла. Женщина долго и пристально смотрела на меня, потягивая чай. Сделав несколько глотков, она взглянула на У Ба, затем – в мою сторону и кивнула.

Брат наклонился ко мне.

– Кхин Кхин готова рассказать нам об умершей сестре, – тихо сказал он по-английски. – Я буду переводить.

– Но с чего ты решил, что ее сестра имеет отношение к голосу внутри меня?

– Когда услышишь историю, сама поймешь.

Жена крестьянина. Маленькая женщина с большим сердцем, в котором почти не осталось места. Однако сердце было ее единственным богатством.

Два юноши и их мать. Крепкая любовь, не принесшая никому из троих счастья. Но любовь была их единственным богатством.

Наверное, история эта началась гораздо раньше. Скорее всего, в неделю, когда Ну Ну впервые столкнулась со смертью. Ее отец проснулся с жуткой головной болью, все тело горело, как в лихорадке. Незадолго до этого у него был легкий понос. Местный знахарь дал травы, из которых мать Ну Ну готовила вонючий отвар. Снадобье действия не возымело. Не помогли и нагретые в очаге камни. Ими мать Ну Ну обкладывала живот мужа. Бесполезной оказалась и настойка, которую женщина неутомимо втирала супругу в ступни и икры.

Жар только усиливался. Ни пища, ни вода не держались в слабеющем теле отца. Вместе с коричневой жижей из него уходила жизнь. Когда понос прекратился, не стало и папы.

Второй раз Ну Ну столкнулась со смертью всего через две недели, когда от такого же расстройства желудка умерла мать.

Соседи рассказывали, что девочка три дня и три ночи просидела, держа ее за руку. Все это время она молчала. Когда соседи пришли, чтобы вынести тело матери из хижины, Ну Ну показалась им каменной статуей. Худенькая, застывшая, с широко открытыми глазами и отсутствующим взглядом. Она не сразу пошла за взрослыми на кладбище, а возле могилы стояла, не уронив ни слезинки.

Обо всем этом Ну Ну знала по чужим рассказам, ее воспоминания о двух смертях почти стерлись. Она помнила, что вокруг становилось все тише и тише, угасал огонь в очаге. С тех пор ей было тяжело смотреть на умирающее пламя.

Еще девочка помнила теплую руку, которая постепенно холодела.

Ей было всего два года.

Братья и сестры отца не хотели брать Ну Ну в свои семьи. Считалось, что дитя, осиротевшее в раннем детстве, несет в себе плохую карму. Более того, такой ребенок – предвестник несчастий для тех, кто его приютит. И потом, в каждой семье хватало своих голодных ртов.

Ее взял к себе дядя, брат матери. Он был молод, жил в той же деревне, женился совсем недавно и еще не успел обзавестись собственными чадами. Дядя был усердным работником и умелым крестьянином, у него всегда хорошо росли овощи. А еще он отличался на редкость невозмутимым характером и беспредельным терпением.

Ну Ну с ранних лет удивлялась дядиной выдержке. Как можно оставаться спокойным, когда крысы вновь разорили семейные запасы риса? А с чего улыбаться, когда небеса запаздывали с дождем, земля трескалась от зноя и засуха грозила погубить урожай?