Мою комнату правильнее было назвать комнаткой. Я прикинула ее площадь: где-то восемь на десять футов. Из мебели – кровать, стул и шкафчик. На тумбочке стояла деревянная, ярко раскрашенная фигурка Будды и ваза с искусственными цветами гибискуса. На стене висела картина, изображавшая Будду в медитации, а под ней – дощечка с его изречением: «Никакие беды не грозят тому, кто не пытается владеть людьми и вещами».
Я подумала о бирманском брате. Может, и он живет сообразно этому изречению? Не потому ли он всегда так спокоен и бедность его ничуть не тяготит?
Монахиня показала туалет и душ. На первом этаже – общая кухня. Мы можем брать все, что лежит в шкафах и холодильнике. Кроме нас, здесь еще пятеро гостей. Через час, в четыре, начнется общая медитация, и если мы хотим, можем присоединиться. Обед в шесть, впрочем, приходить на него или нет – дело добровольное, как и все остальное здесь.
Эми предложила перед медитацией выпить чая, но мне не хотелось. Я сняла рюкзак, закрыла дверь и распахнула окно. В этом мире не было полицейских сирен. Не было машин. Не было музыки, доносящейся из соседней квартиры.
Тишина и никакого голоса внутри.
Удивительно, но моя «спутница» замолчала еще в Нью-Йорке и за всю дорогу не произнесла ни слова. Интересно, почему притихла?
– Эй, ты где? – негромко спросила я.
Она не отвечала.
– Где ты? – еще тише повторила я.
Снова молчание.
Я легла на кровать и стала ждать ответа. Мне не терпелось услышать ее голос. Как странно. Я так сильно хотела от него избавиться. Это с одной стороны. Но была же и другая.
Я смутно ощущала, что сама она не уйдет. Мне придется совершить путешествие в собственные глубины и узнать, что там творится. Выяснить, откуда этот голос и что его хозяйке от меня нужно.
Зал медитаций оказался просторнее, чем виделся снаружи. В нем легко поместилось бы несколько сот человек. Пол устилало алое ковровое покрытие. В углу высились аккуратные стопки красных одеял и голубых подушек для медитации. За стеклянными витринами стояли невозмутимые статуи Будды, выстроенные по росту: от больших до совсем маленьких. Перед витринами на столиках лежали приношения: апельсины, бананы, печенье. В зале терпко, но приятно пахло ароматическими палочками.
Я немного опоздала, Эми и другие гости уже медитировали. Взяв одеяло и подушку, я села в общий ряд, приняла позу лотоса, закрыла глаза и стала слушать тихое дыхание соседей. Но во мне не было их умиротворенности. Сердце бешено колотилось, дыхание оставалось быстрым и прерывистым. В голове гудело. Мысли неслись, как облака на свежем ветру. Почему-то вспомнился Маллиган и его густые брови. Затем я подумала о маленьких ушах, которые мой родной брат унаследовал от матери. Следом всплыла в памяти поношенная зеленая лоунджи У Ба. Перед глазами возникла картина: льдины, тающие в озере, пока от них не останется и следа. Новая мысль: я давно не чистила сапоги. Молоко в холодильнике наверняка скиснет.
Чем усерднее я пыталась сосредоточиться, тем назойливее и банальнее становились мысли. Совсем как во время попыток заняться йогой. В меня не проникал сочный, глубокий звук «ом», произносимый преподавателем. Я не достигала состояния блаженной пустоты. Видимо, буддистская невозмутимость для меня просто недосягаема. Я была жутко недовольна собой. Ну почему я не умею замереть в позе лотоса и забыть обо всех делах? Отчего мне никак не прогнать нескончаемый поток глупостей?
Я открыла глаза. Оказалось, не прошло и десяти минут. Спрашивается, зачем мне сидеть еще три четверти часа, сражаясь с дурацкими мыслями? Медитация ведь необязательна, можно прогуляться, вернуться к себе и почитать или, наконец, помочь с приготовлением обеда. Я уже собиралась встать, когда за спиной послышались шаги. Совсем легкие, будто в зал вошел ребенок. Я обернулась и увидела невысокого пожилого мужчину азиатской внешности, одетого в темно-красную рясу. Голова его, как и полагалось буддистским монахам, была обрита наголо. Подойдя, он сел рядом со мной. Наши глаза встретились. Монах поприветствовал меня теплой, искренней улыбкой.
А мне показалось, что мы с ним очень давно знакомы.
Я не могла отвести от него глаз. На носу монаха сидели большие очки с толстыми стеклами, совершенно несоразмерные с узким, почти детским лицом, а черная оправа выглядела еще абсурднее. У него был необычно длинный острый нос и маленькие глаза. Полные губы заставили вспомнить про «ботокс». Улыбка выдавала глубокий прикус. Но в облике и движениях буддиста жило удивительное изящество. От него веяло спокойным достоинством. Такой человек либо не замечал недостатков своей внешности, либо был к ним полностью безразличен.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу