Чарльз Буковски - Возмездие обреченных - без иллюстр.

Я прикончил одну порцию и сказал:

— Знаешь, старик, убедительно ты сказки рассказываешь. Я почти верю тебе.

— Ты не обязан верить. Просто ты сказал, что хочешь летать, а я выпил прилично, и вот вспомнилось.

— Все правильно, — согласился я. — Но знаешь, я действительно хочу летать.

— Я могу научить, — сказал старик, подаваясь ко мне поближе, — я все же вычислил, как это происходит.

— Послушай, — насторожился я, — сразу предупреждаю: я не собираюсь за это платить.

— Даром.

— Идет. Учи.

Он посмотрел на меня через кружку, наполненную зеленоватой гнилухой.

— Перво-наперво: ты должен верить.

— Это непросто.

— Не всегда. Теперь следующее: когда ты будешь готов полететь — ты полетишь. Следи за моими руками. Делай, как я.

— Так?

— Так. Теперь — вдох, и закати глаза, будто ты хочешь увидеть свой затылок. Теперь думай о самом плохом, что с тобой случалось по жизни.

— Много чего было.

— Знаю, но выбери наихудшее.

— Хорошо, я выбрал.

— Теперь скажи СОЛЬЦЗИММЕР — и ты полетишь!

— СОЛЬЦЗИММЕР, — выговорил я и остался на месте.

— Эй, старый, ничего не получилось.

— Получится. Нужно выждать некоторое время и тренироваться.

— Слышь, старик, как тебя зовут?

— Бенни.

— Ну что ж, Бенни, я — Хэнк. И вот что я хочу тебе сказать, Бенни: никто так классно не вешал мне лапшу на уши, как ты. Или ты на самом деле псих, или лучший изо всех пиздоболов, каких только я встречал.

— Приятно было познакомиться с тобой, Хэнк, но я должен идти. Я работаю водителем автобуса, год до пенсии, и в 6:30 утра мне на маршрут. И так засиделся.

— Лу меня нет работы, Бенни, но я решил продолжить пить дома. Так что я иду с тобой.

Действительно, было уже довольно поздно, светила полная луна, опускался туман. Проститутки подавали знаки из припаркованных машин, зазывали в переулки. Я обитал в доме, что находился прямо за углом. Куда направлялся Бенни, я понятия не имел. Но не успели мы добраться до угла, как нам навстречу из тумана вышел здоровенный коп. Его только нам и не хватало. Похоже, что он-то как раз был рад встрече с нами.

— По-моему, вы перебрали, ребята, — заявил он. — Я думаю, вам лучше пройти со мной. Что скажете?

— СОЛЬЦЗИММЕР, — проговорил Бенни и стал подниматься.

Плавно проплыв перед копом, он продолжил подниматься, затем перемахнул здание «Бэнк оф Америка» и исчез.

— Ебаный в рот! — прошептал коп. — Ты видел?

— СОЛЬЦЗИММЕР, — сказал я.

Ничего не произошло.

— Эй, послушай, — теребил меня коп, — ты же был с этим парнем, да?

— СОЛЬЦЗИММЕР! — повторил я.

— Ясно, — таращился на меня коп. — Только что этот Сользимер улетел. Ты видел?

— Ничего я не видел.

— Ладно, кто ты такой?

— СОЛЬЦЗИММЕР!

И тут началось. Я почувствовал, что поднимаюсь, ПОДНИМАЮСЬ!

— Эй! Стой! Назад! — орал коп.

Я продолжал воспарять, и это было здорово. Я поднялся над «Бэнк оф Америка». Все-таки старик не врал, хотя и глаза у него были в кучу. Стало прохладно, но я продолжал полет. Когда я расскажу ребятам об этой ночи, о том, что случилось со мной, они ни за что не поверят. Пиздеж чистой воды. Я выполнил левый разворот и закружил над автострадой, испытывая возможности управления полетом. Выяснил, что маневренность низкая, разгон вялый, но в основном я был доволен жизнью.

Мэнни Хьюман пришел в шоу-бизнес, когда ему было шестнадцать. Сорок лет варки в этом котле не сломали его. Он работал в одной из гостиных отеля «Сансет». В маленькой гостиной. Он, Мэнни, был комиком. Вегас теперь уже не был тем, чем был раньше. Все деньги уплывали в Атлантик-сити, где появлялись новые имена, свежие идеи. Да, к тому же, еще эта хренова рецессия.

— Рецессия, — говорил Мэнни, — это когда твоя жена убегает с другим. А депрессия — это когда этот другой возвращает ее обратно. Кто-то вернул и мою. Кстати, есть такая штука — смех, и когда я обнаружу его, я дам вам знать…

Мэнни сидел в своей гримерной и приговаривал пинту водки. Он разглядывал свое отражение в зеркале: волосы почти проиграли битву с лысиной, нос кривой, печальные темные глаза…

«Черт, — думал Мэнни, — тут любой бы пупок надорвал. Ты понимаешь, что опускаешься, но вынужден продолжать в том же духе».

В дверь тихонько постучали.

— Входите, — отозвался Мэнни, — правда, здесь кроме пустоты и протухшего еврейского овоща никого нет…