Чарльз Буковски - Возмездие обреченных - без иллюстр.

— Итак, ты влюблен, Минго, — улыбнулся Лазарио.

— Да, — сказал Минго. — И мне все равно, что будет.

Толетано сплюнул на пол.

— Японка. О-ой, это ужасно.

— Не японка. Американка. Родилась в Лос-Анджелесе. Американская гражданка.

— А ее папа, ее мама? — Толетано снова сплюнул. — Японцы!

— Я люблю не ее папу, маму. Я люблю Мэри Осака. Без ума от нее.

Гонзалес резко пересек комнату и прижал Минго к стене. Придерживая его правой рукой, он отвел левую на уровне носа Минго.

— Еще один раз скажешь, что ты любишь эту японку, и я закатаю тебе лучший левый на всем Тихоокеанском побережье.

Минго вытаращил глаза, лицо его стало пунцовым, но он упрямо пробубнил:

— Мэри Осака, я люблю тебя.

Лазарио поднял руку.

— Подожди, Гонзалес. Насилие тут не поможет. У него такие же права, как и у нас.

Гонзалес потряс правым кулаком у глаз Минго.

— У меня есть еще правый, лучший на всем Тихоокеанском побережье. Думается, мне придется пустить его в дело.

Лазарио отвел его в сторону.

— Давайте вернемся к фактам. Мы основали Объединенное Филиппинское Братство в знак протеста против японского вторжения в Китай. Мы обязались бойкотировать японские товары и иметь как можно меньше контактов с японцами. К сожалению, не все из нас в состоянии выполнять эти обязательства. Нам нужна работа. И иногда мы вынуждены работать на японских работодателей.

Вот как Лазарио — эрудированный человек — говорил, и все почтительно слушали его. Гонзалес достал сигару из нагрудного кармана своего спортивного пиджака и откусил кончик.

— Бойкотирование японских товаров — это одно, — продолжил Лазарио, — но любовь к японской девушке, которая вовсе и не японка, а американская гражданка от рождения… я не знаю. Может быть, Федерация сочтет возможным выйти за границы дозволенного в данном случае.

Гонзалес зажег сигару и удовлетворенно выпустил клуб дыма. Говорил Аурелио Лазарио — умнейший филиппинец на всем Тихоокеанском побережье, — и то, что он говорил, было непреложной истиной, пусть даже он — Гонзалес — и не понимал ни единого слова из сказанного. Притихший в углу Минго тер свою ушибленную шею и смотрел в пол. Толетано засунул руки в карманы. Он явно был не согласен с аргументами Лазарио.

Лазарио повернулся к нему.

— Винсент, ты был когда-нибудь влюблен?

Толетано считал, что да.

— Да, два раза, — лицо его смягчилось. — Два раза. Потрясающе, но грустно. Это больно так… — он тронул грудь в районе сердца, — здесь.

— Ты был влюблен в американку?

— Прекрасная американская девушка. В Стоктоне. Блондинка.

— И ты просил ее выйти за тебя замуж?

— Постоянно. Каждую минуту.

— И почему же ничего не получилось?

— Она была американка. Я был филиппинцем.

— Вот, Винсент, то же самое у Минго, понимаешь? Она японка по происхождению. Он — филиппинец. Мы должны быть выше предрассудков. Человеческое сердце не ведает ни рас, ни вероисповедания, ни цвета.

Толетано покачал головой в сомнении.

— Хороший филиппинец всегда чует японское. Тут разница. Американская девушка — это одно, японка — совсем другое.

Но Лазарио не принял этого аргумента.

— Любовь очень демократична, Винсент. Национальность — это случайность. Ты сказал, что был влюблен два раза. Кто была вторая девушка?

Винсент вздохнул.

— Она была тоже американка, блондинка. Она уехала в Сан-Франциско. Я поехал за ней.

Лазарио развел руки.

— Ну вот, видишь?

Гонзалес вынул сигару изо рта и стряхнул пепел.

— Может быть, лучше, — сказал он, — если бы Минго влюбился в американскую девушку?

— Мэри Осака — американская девушка, — сказал Минго. — Сто процентов. Образованная, Институт прикладного искусства.

Лазарио подошел к премированному боксеру и положил руку на его плечо.

— Знаешь, друг мой, Гонзалес. Поставь себя на место Минго. Мы все филиппинцы. Все мы хорошо знаем, как тяжела жизнь филиппинцев в Соединенных Штатах. Как можно ожидать справедливости к себе, если мы сами вторгаемся в жизнь одного из наших собратьев? Он любит эту девушку, эту Мэри Осаку. Ты вот, Джулио, был ты влюблен когда-нибудь?

Гонзалес гордо расправил свои могучие плечи.

— Четыре раза, — сказал он. — Все — американские девушки, лучшие на всем Тихоокеанском побережье.

— И что случилось?

— Было здорово. Я женился на них всех. Потом развелся.

Лазарио задумался на мгновение, потом взял бойца за плечи и развернул в сторону сжавшегося в углу Минго.