Чарльз Буковски - Возмездие обреченных - без иллюстр.

— Ну что ж, спасибо, моя дорогая.

— Ваша доброта защищает, она исцеляет…

— Ну, мы стараемся делаем все, на что способны… А теперь я прошу извинить меня, я должен поговорить с другими пациентами.

Доктор довольно легко поднял свою громоздкую тушу со стула и направился к столику, за которым женщина навещала мужчину.

Глория вытаращилась на Гарри.

— Жирный мудила! Он говно подъедает за медсестрами…

— Глория, рад был тебя увидеть, но дорога была слишком долгой, мне нужно отдохнуть. И я думаю, что доктор все-таки прав. Я вижу некоторый прогресс.

Она рассмеялась. Но смех ее не был смехом живой радости, это был театральный смех, как часть чего-то хорошо заученного.

— У меня вообще нет никакого прогресса, налицо регресс…

— Это неправда, Глория…

— Я больной, рыбья башка. Я лучше кого-либо могу ставить диагноз.

— Что это еще за рыбья башка?

— Разве тебе никто не говорил, что у тебя голова как у рыбы?

— Нет.

— Когда будешь бриться, присмотрись. Да будь осторожен, не порежь жабры.

— Я сейчас ухожу… но я приду снова, завтра…

— Следующий раз приводи руководителя.

— Тебе правда ничего не нужно?

— Нет, возвращайся в отель и еби свою шлюху.

— Может, принести тебе «Нью-Йоркер»? Этот журнал нравился тебе…

— Забей «Нью-Йоркер» себе в жопу, рыбья башка! А следом «Таймс»!

Гарри потянулся через стол, сжал руку Глории, которой она атаковала свой нос, и произнес:

— Не волнуйся, продолжай бороться. Скоро тебе станет лучше…

Глория ничем не дала ему понять, что слышит его. Гарри медленно встал и направился к лестнице. Поднявшись наполовину, он обернулся и несмело помахал ей. Она не шелохнулась.

Они были в темноте и им было хорошо, когда зазвонил телефон.

Гарри продолжал свое дело, но и телефон продолжал свое. Это раздражало. Скоро его член обмяк.

— Блядь, — процедил Гарри и откатился.

Он включил лампу и поднял трубку.

— Алло?

Это была Глория.

— Ты ебешь грязную шлюху!

— Глория, тебе позволяют звонить так поздно? Разве вам не дают снотворного на ночь?

— Почему так долго не брал трубку?

Они были в темноте и им было хорошо, когда зазвонил телефон.

— Ты что, никогда в сортире не засиживаешься? Я было уже выдавил наполовину, ты застала меня на полпути.

— Готова поспорить, что так оно и было… Ты собираешься завершить выдавливание после того, как поговоришь со мной?

— Глория, эта твоя проклятая запредельная паранойя завела тебя туда, где ты сейчас находишься.

— Рыбья башка, моя паранойя частенько оказывалась предтечей последующей истины…

— Послушай, ты несешь всякий вздор. Иди и ложись спать. Я приду к тебе завтра.

— Окей, рыбья башка, заканчивай свою поебку!

И Глория повесила трубку.

Нэн, уже в халате, сидела на краю кровати возле своего стакана с виски на ночном столике. Она закурила и забросила ногу на ногу.

— Ну, как там наша бедная женушка?

Гарри налил себе выпить и присел рядом.

— Извини, Нэн…

— Извини — за что? Или — кого? Ее или меня, или — что?

Гарри осушил свой стакан.

— Давай только не будем устраивать хреновой мыльной оперы.

— Ах, вот как? Что же ты хочешь устроить из всего этого? Ночь любви? Попытаешься кончить? Или предпочитаешь пойти в ванную и вздрочнуть?

Гарри уставился на Нэн.

— Кончай умничать. Ты не хуже меня знаешь ситуацию. Сама напросилась поехать со мной!

— Да, потому что я знала, если не возьмешь меня, обязательно подцепишь какую-нибудь шлюху!

— Ебаный в рот, — застонал Гарри, — опять это слово.

— Какое слово? Какое слово?! — Нэн осушила свой стакан и швырнула его в стену.

Гарри поднялся, подобрал небьющийся стакан, плеснул в него виски и протянул Нэн, потом плеснул себе.

Нэн заглянула в стакан, пригубила и поставила на ночной столик.

— Я позвоню ей. Я позвоню и все ей скажу!

— Какого черта ты ей скажешь? Это больная женщина!

— А ты больной кретин!

И тут телефон снова зазвонил. Он стоял на полу посередине комнаты, где Гарри оставил его. Они оба соскочили с кровати и бросились к телефону. На втором звонке они оба ухватились за трубку. Они катались по половику взад и вперед, тяжело дыша. Их тела, руки, ноги переплелись в отчаянном противостоянии. И схватка их отражалась в потолочном зеркале.