Мариуш Вильк - Дом над Онего

Читаю Крылова, и такое ощущение, будто я попал в сказку о скатерти-самобранке. Ведь и по сей день здешний лес вырубают, шунгит вывозят, готовясь к добыче ванадия и урана (да что там — в прошлом году неподалеку от нас открыли залежи алмазов), а оставшихся туземцев заваливают всяким барахлом и заливают поддельным спиртом. Единственная разница — заонежский лес теперь рубят новые русские (правда, руками украинских гастарбайтеров, потому что местных рабочих или не хватает, или им надо платить слишком дорого), а дешевые тряпки возят из Минска белорусы и торгуют ими прямо с колес.

Как долго природа сможет выдерживать этот грабеж? Ведь теперь у людей куда больше возможностей для ее уничтожения, чем раньше. Несравнимо больше! А леса остается все меньше… Современная техника (электропилы, лесовозы с рычагами для поднятия балок, тяжелая техника для расчистки дорог зимой и разравнивания лесных трактов) позволяет с легкостью уничтожать огромные участки мандеры. Плюс обрушившийся на Россию, словно татарская орда, дикий капитализм, который считается с одной лишь прибылью. Новые русские не заботятся ни о питомниках, ни об охране старых деревьев. Ведь их «отпрыскам» тут жить не придется! Не за тем они скупают дома в Лондоне… Для новых русских северные земли — территория грабительской эксплуатации. Как в свое время Черная Африка для белых.

На аборигенов, эту диковинную славянско-финно-угорскую смесь (плюс саамы), рассчитывать тоже не приходится. Во-первых, они полумертвые от пьянства. Во-вторых, к лесу они относятся с не меньшей жадностью, только кишка, как говорится, тонка — возможности не те. Но все, что можно, — или тащат, или гноят. И потом, за три года, что я здесь, никогда не видел, чтобы они заботились о природе вокруг себя, чтобы хоть когда-нибудь убрали там, где нагадили. Наоборот, лес для них — огромная помойка, куда можно вывалить привезенный на прицепе мусор: куда попало, прямо у обочины. Да что там обочины — даже поляны, где они отдыхают, больше похожи на склад пустых бутылок и ржавых консервных банок, чем на зеленое лоно природы, а когда пробираешься через кусты, нужно смотреть в оба, чтобы не вляпаться в кучу.

Помню, каким потрясением было для меня первое столкновение с этим вандализмом. Мы только приехали в Конду, начали убирать дом. В двух просторных комнатах на первом этаже, которые как раз годились для первой зимовки, бывший хозяин хранил всякую рухлядь. Мы вынесли во двор груды толя и битый кирпич, обрезки жести, бочки от бензина, пустые газовые баллоны и прочий металлолом, в том числе — сломанную железную печку с лишаями белой эмали. Потом заплатили — и немало — одному типу из Великой Губы, чтобы на тракторе вывез все это добро на ближайшую помойку. Позже, кое-как приведя дом в порядок, мы отправились на свою первую прогулку в лес. На земляничную поляну… К югу, в направлении Сибова, потом по первой лесной тропке налево, в направлении Яндмозера. И вдруг почувствовали запах бензина и среди поломанных кустов малины на солнечной поляне увидали ту самую железную печку и прочий хлам из нашего дома. Я просто дар речи потерял.

За три года мусор зарос малиной, в чаще его почти не видно. Наверное, когда-нибудь его сожрет ржа. Вот интересно… кто первым исчезнет из этого мира — я или эта печка?

21 марта

Сегодня день весеннего равноденствия. Как в истории со стаканом: пессимист скажет, что сутки еще наполовину темные, а оптимист — что они уже наполовину наполнены светом.

23 марта

Наконец и до нас докопали! И сразу появился гость — петрозаводский художник Борис Акбулатов [145] Борис Равильевич Акбулатов (р. 1954) — график, живописец. Работы представлены в Музее изобразительных искусств Республики Карелия, в Государственном краеведческом музее Республики Карелия, Музее-заповеднике «Кижи», в частных собраниях в Финляндии, Франции, Англии, Испании и др. . За зиму он еще больше исхудал, лицо запало, нос торчит, словно клюв. Первый весенний гусь — таращит поблекшие глаза на окружающий мир.

Борис в последнее время перестал рисовать — увлекся фотографией. С тех пор, как они с Галиной купили дом в Фоймагубе (через год после нас), он ездит на своих раздолбанных «Жигулях» по Заонежью и снимает все, что удастся: бабок в передниках и луга в сумерках, сопливых пацанов и стога сена против света, старые лодки у пристани, руины домов и церквей в вымирающих деревнях… А у нас всегда щелкает один и тот же вид из моего окна и натюрморт на подоконнике. Акбулатов — чистой воды созерцатель. Бывает, заглядится на новый месяц, а на столе бутылка пустая. Другое дело его жена — практичная Галина Скворцова. Заведующая отделом критики в журнале «Север», она выпустила уже семь прозаических книг и две пьесы (ставились в Петрозаводске и в Хельсинки), осуществила полдюжины проектов под заграничные гранты. На один из них — «Заонежье сквозь призму черного квадрата» — они и купили дом в Фоймагубе, собираясь устроить в нем первую в России… сельскую галерею. Этот проект — часть более крупного проекта под названием «Деревня. Экология и жизнь XXI века», в котором Скворцова бросает вызов «быкам» (так называют тут новых русских), подбирающимся к заонежским месторождениям ванадия и урана. Цель проекта — возрождение традиционной сельской культуры в Заонежье и развитие на ее базе экологического туризма как альтернативы добывающей промышленности. Иначе говоря, «зеленая» Галина против «быков».