Дуглас Кеннеди - Пять дней

Этого только не хватало. Почему те, кто привык разбивать сердца и манипулировать людьми, всегда возвращаются, чтобы причинить еще больше горя? Я читала дальше:

«Она была само дружелюбие. Говорила мне, что я блестящий художник. На все лады расхваливала новую картину, над которой я работаю. Намекала, что соскучилась по мне. Я знаю, что ты скажешь: „Не приближайся к ней“. Но дело в том, что я хочу быть с ней. Даже понимая, что опять обожгусь. Но, возможно, я теперь более жаростойкий. Мне хотелось бы узнать твое мнение. Только, пожалуйста, без нотаций. Б ххх».

О боже. Элисон Коварная Обольстительница. Спровоцировав у моего сына нервный срыв, она, возможно, учуяла, что он оправился после разрыва с ней, снова начал творить. Поэтому, естественно, ей захотелось убедиться в том, что она сумеет опять его сломать. Я раз пять прочитала сообщение сына, и меня в нем особенно заинтриговал и порадовал намек на то, что Бен понимает, что Элисон попытается причинить ему боль, но его теперь голыми руками не взять. Я порывалась сказать ему: «Захлопни дверь перед лицом этой ведьмы», но знала, что эти мои слова Бен истолкует как желание матери защитить своего сына, практически граничащее с пуританством. Бен мнил себя представителем богемы, а потому не терпел нравоучений, не хотел «быть ответственным» и не собирался вести себя как «занудный страховой агент».

Я подумывала о том, чтобы тотчас же позвонить ему — он редко ложился спать раньше трех часов ночи, — но понимала, что это не самая удачная идея. Если Бен хотел поговорить со мной, он звонил сам. Если хотел ограничить наше общение перепиской, отправлял мне письмо на электронную почту. Если хотел получить немедленный ответ, напрямую не вступая в разговор, слал SMS-сообщение. Поэтому я устояла перед искушением позвонить и вместо этого набрала следующее сообщение:

«Бен, все избитые фразы абсолютно верны по сути… особенно такие, которые начинаются со слов „человек не в силах изменить свою природу“. Лично я считаю, что она — отрава. Но я — не ты. И если ты чувствуешь, что способен вновь вступить с ней в отношения — и ее поведение не причинит тебе боли, — давай дерзай. Наслаждайся сексом, но только не обольщайся, думая, будто у вас романтическая связь, тем паче любовь. И это все, что я смогла надумать умного в пятницу ночью. Захочешь поговорить, звони. Люблю. Мама».

Как всегда, прежде чем отправить набранное сообщение, я несколько раз перечитала его, проверяя, не слишком ли оно менторское. Отослав ответ Бену, я стала набивать сообщение Салли:

«Привет, детка. Я в Бостоне. Отель так себе, но я все равно рада, что мне удалось вырваться ненадолго. Надеюсь, ты круто проводишь свои выходные. Тебе нужно серьезно отдохнуть, ты это заслужила. Если понадоблюсь, я на связи. А так увидимся в воскресенье вечером. Люблю. Мама».

И опять, прежде чем отправить текст, я внимательно его прочитала. Слово «круто» заменила на другое. Хотя Салли все время употребляла это словечко (например: «Мне так хочется круто оторваться» — она искренне считала, что ей это не удается), в моем исполнении оно прозвучало бы неестественно, и меня обвинили бы в том, что я пытаюсь говорить на сленге ее поколения, «быть в теме», так сказать (выражаясь на сленге моего поколения). И кстати, Салли нужен не «серьезный» отдых — ей не хватает серьезности.

Дети — вечная головная боль. Два человека, без которых я не представляю свою жизнь. Когда Салли в очередной раз завела свою традиционную песню: «Я знаю, ты предпочла бы иметь более башковитую дочь», я ей сказала:

— Я никогда так не думала и никогда не буду так думать. Ты — моя дочь, и я люблю тебя безоговорочно.

— Любят всегда за что-то.

— Кто тебе такое сказал?

— Сама знаю.

— Видишь ли, родители любят детей…

— То есть твоя мама любила тебя безоговорочно?

Уф. Я не говорила Салли, что моя мать была холодной и суровой, но случалось, намекала, что мы с ней не были близки (хотя я до конца ее жизни оставалась послушной дочерью). Однако Салли была куда более чуткой девочкой, чем она думала о себе.

— Моя мама была такой, какой была, — ответила я на язвительный (и мучительно проницательный) вопрос дочери. — Но я не моя мама, и я люблю тебя безоговорочно.

— Я напомню тебе твои слова, когда ты застанешь меня за курением дури.

— Этого не будет.

— Почему ты так уверена? — спросила она.

— Потому что, если перед тобой будет стоять выбор: тратить пятьсот долларов в неделю на наркотики или на одежду…