Дуглас Кеннеди - Пять дней

Мне вспомнился разговор с Нормом. Определенно, интересный мужчина. И одинокий. Человек, желающий вступить в связь, которая переросла бы в отношения, что изменили бы его жизнь.

Он тоже горевал по несбывшимся надеждам. Не падай духом, хотела сказать ему я. Ведь жизнь твоя может измениться в мгновение ока.

Спустя двадцать минут, когда я вернулась в его магазин, он вручил мне прочный пакет с двумя литровыми банками краски. Потом взял крышку от какой-то другой банки, на которую было налито несколько капель смешанной им голубой краски, обмакнул в нее тонкую кисть и быстро начертил квадрат на листе для рисования. Затем, обмакивая кисть в краску, выкрасил белое нутро квадрата в голубой цвет.

— Есть стандартный небесно-голубой цвет, который встречаешь повсюду. А есть тетроновая лазурь — краска прозрачной синевы, интенсивного беспримесного ультрамаринового оттенка. Вглядитесь в этот квадрат и скажите, что вы видите?

— Безграничность. Желанную безграничность. С неограниченными возможностями.

— Великолепно, — сказал Норм. — Потрясающе. Можно задать вам вопрос личного характера?

— Да, я замужем.

— Счастливы в браке?

— Не очень.

— Понятно.

— Но у меня есть любимый человек.

Его улыбающиеся губы вытянулись в тонкую линию.

— Ему повезло, — наконец произнес он.

Спустя сорок минут, решив пешком пройти весь путь по Ньюбери-стрит и через парк, я уже входила в отель. Пакет с краской был тяжелый, и у меня занемела рука, но я не обращала на это внимания. Меня переполняли бурная радость и почти маниакальное физическое желание. Поднявшись на лифте на верхний этаж, я чуть ли не вприпрыжку добежала по коридору до нашего люкса, карточным ключом открыла дверь, увидела свой чемодан. Фантастика! Он здесь.

— Привет, любимый! — крикнула я, думая, что Ричард, наверно, в ванной.

Ответом мне была тишина.

— Ричард?

Тишина.

Я заглянула в ванную. Пусто.

— Ричард?

Потом я увидела на кровати его новую куртку, а на ней — его сложенные новые очки. На подушке лежала записка. Я взяла. Прочитала:

«Дорогая Лора.

Я люблю тебя больше всего на свете. Но я не могу быть с тобой. Мне нужно ехать домой.

Прости.

Вы замечали, как внезапно замирает все вокруг, когда на вас обрушиваются страшные новости? Словно невыносимая боль умерщвляет все звуки вне зоны восприятия вашего неизбывного горя. Я прочитала записку один раз. Села на кровать. На ту самую кровать, на которой мы вчера скрепили интимной близостью свою любовь. На ту самую кровать, на которую мы возвращались множество раз, чтобы забыться в любовном экстазе, изведать упоение, которое доселе было для нас terra incognita.

«Такой любовной близости я еще не знала», — шепотом призналась я ему, когда мы отдыхали рядышком после того, как впервые познали блаженство в объятиях друг друга. «Я тоже», — шепнул он мне в ответ.

Я снова прочитала записку. На этот раз пытаясь осмыслить ее содержание, уловить некий положительный подтекст.

Я люблю тебя больше всего на свете. Но я не могу быть с тобой. Мне нужно ехать домой.

Он заявил мне о своей безоговорочной любви. Написал это в первую очередь. Его чувства сомнений не вызывали, они были абсолютно искренними. Значит, что-то произошло. Может быть, ему пришлось позвонить жене, и та стала взывать к его совести? Он запаниковал, решил, что ему нужно ехать домой. Потому и написал: «Я не могу быть с тобой». Мюриэл поняла, что теряет мужа, и надавила на него. Я не удивлюсь, если в качестве инструмента она использовала их несчастного сына. И мой Ричард — глубоко порядочный семьянин — встревожился и решил, что ему просто необходимо вернуться домой и уладить проблему. Но, увидев свою жену, которая, по его словам, была холодна, неприветлива, физически его отвергала, он наверняка снова сядет в машину и поедет искать меня. И мы воссоединимся. Снова будем вместе.

Я прочитала записку в третий раз. И заплакала. В голове моей теснились самые нелепые толкования его слов. И я вдруг поняла, что сейчас похожа на многих своих пациентов, которые, зная наверняка, что у них четвертая стадия рака, все еще пытаются убедить себя, что им не будет поставлен смертельный диагноз.

Чем можно подсластить нестерпимо горькую пилюлю? Ничем. Это невозможно. Прочитай записку еще раз. Там все сказано четко и ясно. Сколь бы он ни уверял тебя в своей любви, произошло нечто такое, что заставило его помчаться домой. И он тебе говорит: между вами все кончено.