Дэвид Лодж - Хорошая работа

— В самом деле?

— Ну да. Там парень поет своей девушке. Очень известная песня. Это ведь совсем другое дело, правда?

— Теннисон написал «Мод» как стихотворение, — объяснила Робин. — А уже потом кто-то положил его на музыку.

— Увы, — сказал Вик, — значит, я ошибся. Или это апория?

— Нет, это ошибка, — заверила его Робин. — Я вынуждена попросить вас больше не прерывать занятия, иначе Мерион никогда не дочитает.

Вик обиженно умолк. Он ерзал на стуле, время от времени тяжело вздыхал, заставляя студентов нервно запинаться в середине фразы, он слюнявил палец, переворачивая страницы сборника Теннисона и с такой силой сжимал его в руках, что хрустели суставы пальцев. Но больше он не проронил ни слова. Через некоторое время он, видимо, утерял интерес к дискуссии и на свой страх и риск погрузился в чтение Теннисона. Когда семинар кончился и студенты ушли, он спросил Робин, можно ли ему взять эту книгу.

— Конечно. А зачем?

— Я подумал, что если почитаю ее, я лучше пойму то, о чем вы будете говорить через неделю.

— Через неделю у нас совсем не Теннисон. По-моему, «Дэниел Деронда».

— Ты хочешь сказать, что покончила с Теннисоном? И это все?

— В этой группе — да.

— Но ты же так и не сказала им, оптимист он или пессимист.

— Я никогда не говорю студентам, что они должны думать, — сказала Робин.

— Тогда откуда они возьмут правильные ответы?

— На такие вопросы не существует правильных ответов. Есть только интерпретации.

— Тогда зачем все это? — удивился Вик. — Зачем целый день сидеть и обсуждать книги, если от этого не становишься умнее?

— Но ты же стал, — возразила Робин. — Ты ведь узнал, что язык гораздо изворотливее и неопределеннее, чем ты привык считать.

— Тебе это нужно?

— Это нужно тебе, — поправила Робин, собирая книги и бумаги на письменном столе. — Хочешь взять до следующей недели «Дэниел Деронда»?

— А о чем он писал?

— Это не он, это книга. Автор — Джордж Элиот.

— А этот твой Элиот — хороший писатель?

— Это не он, это она. Видишь, как ненадежен язык? Да, хороший. Хочешь взять «Дэниел Деронда» вместо Теннисона?

— Я возьму обоих, — ответил Вик. — Тут есть один хороший кусочек.

Он открыл Теннисона и прочитал вслух, водя пальцем по строчкам:

«Женщина — уменьшенный мужчина, и порывы всех ее страстей — / Это лунный свет в сравненьи с солнцем и вода в сравнении с вином».

— Мне следовало бы предугадать, что ты западешь на «Локсли Холл», — сказала Робин.

— Цепляет, — ответил Вик, листая страницы. — Почему ты не отвечала на мои письма?

— Потому что я их не читала, — объяснила Робин. — Даже не распечатывала.

— Это не очень мило с твоей стороны.

— Я слишком хорошо знала, что там написано, — сказала Робин. — А если ты собираешься вести себя глупо и сентиментально, воздействуя на меня Теннисоном, я немедленно отменю весь этот второй этап Теневого Резерва.

— Ничего не могу поделать. Все время вспоминаю Франкфурт.

— Забудь. Представь себе, что его не было. Хочешь кофе?

— Но должно же это для тебя хоть что-нибудь значить?

— Это была апория, — отозвалась Робин. — Непроходимая тропа. Она никуда не ведет.

— Да, — горестно произнес Вик. — Я застыл на месте. Не могу двигаться ни вперед, ни назад.

Робин вздохнула.

— Извини, Вик. Тебе не кажется, что мы слишком разные? Не говоря уже о том, что ты связан другими узами.

— Это не имеет значения, — заявил Вик. — Об этом я позабочусь.

— Мы с тобой из разных миров.

— Я могу измениться. Я уже изменился. Прочитал «Джен Эйр» и «Меркнущие высоты». Я избавился от картинок на заводе…

— Что ты сделал?

— Мы проводили генеральную уборку. Я воспользовался случаем и поснимал все картинки.

— Они повесят новые.

— Я попросил профсоюз поставить этот вопрос на голосование. Мастерам цехов все равно, а вот рабочие-азиаты пользуются определенным влиянием. Они, как ты знаешь, немножко ханжи.

— Вот это да! Я потрясена, — призналась Робин и благосклонно улыбнулась. Но это стало роковой ошибкой. К ее изумлению, Вик схватил ее за руку и бухнулся перед ней на колени, своей позой напомнив Робин одну из гравюр в старом издании Теннисона.

— Дай мне шанс, Робин!

Она вырвала руку и прошипела:

— Идиот, встань немедленно!

В эту самую минуту раздался стук в дверь, и в кабинет, едва дыша, ворвалась Мерион Рассел. Она так и застыла на пороге, уставившись на коленопреклоненного Вика. Робин отодвинула свой стул и тоже опустилась на колени.