Романо Луперини - Ивы растут у воды

Теперь молодой вожак имел друзей в правительственной партии, жил на загородной вилле, писал в буржуазных газетах. Он не любил говорить о прошлом; если он его касался, то лишь для того, чтобы вспомнить о давней и нереальной ошибке. Он коллекционировал редкие и древние книги.

Тот апрель 1967 года. Так он начинался: неожиданно чудесно и счастливо. Сразу стать всем заодно, без «я» и «ты». Но отличаться от других, отцов, власти. «Вьетнам не объединяет нас, а разделяет». Из боковых улиц появлялись все новые стайки молодежи, с громким пением присоединяясь к шеренгам, шествующим по проспекту, густое плотное безбрежное море людей, заполнившее дорогу, ряд за рядом, от одной стены до другой между стоящими параллельно домами. На фоне ясного полуденного неба поднимается лес рук, голоса, скандирующие лозунги, отражаясь от стен старинных дворцов Флоренции, взрываются раскатами грома. Свист — вся площадь — один сплошной оглушительный свист — при появлении официальных ораторов, но когда седая голова Фортини [8] Фортини Франко (1917–1994) — итальянский писатель, поэт, литературный критик, одна из наиболее выдающихся личностей в культурной панораме Италии XX века. всплывала над толпой, наступала тишина, и его слова били по спинам, как холодный душ. Потом глухое шипение слезоточивого газа, шуршание шин джипов на Соборной площади, карабинеры в белых портупеях, молодежь пчелиным роем разлетается по переулкам.

В поисках спасения он и незнакомка оказались в подъезде. Джипы проезжали по тротуарам, слегка задев вход в мрачный подъезд, в котором они укрылись. Дрожа от страха и смеясь от радости, они взялись за руки.

Тоска по прошлому — порок, которого надо стыдиться. Однажды зимним вечером он вернулся туда. Он вышел на станции и пошел по городу в противоположную сторону, чтобы повторить тот путь, которым двигалось шествие десять лет назад. Проспект был пуст, бары закрыты. На стенах и опущенных железных ставнях полосы побелки, скрывшие лозунги тех лет. Наполовину разорванные манифесты свешивались со стен домов; на перекрестке ветер тащил по мостовой обрывки бумаги, ударявшейся о тротуары. Кажется, он узнал витрины универсама: за ними, в то время, улыбались продавщицы, сочувствовавшие борьбе, делали знаки студентам, которые теснились перед витринами, перекрывая уличное движение и громко возмущаясь хозяевами. Как только он вышел на открытое место, на него неожиданно пахнуло речным зловонием Арно. Он остановился на мосту, где во время сидячей забастовки, ожидая наряд полиции, он задерживал дыхание, глядя на равномерное течение потока. Теперь, в сумерках, прорезаемых пучками желтоватого света, бурлящая река казалась свинцовой в белесом пространстве, вокруг опор моста она вскипала грязной мыльной пеной. Впереди, на площади, где проходили собрания, в тени памятника Гарибальди [9] Гарибальди Джузеппе (1807–1882) — народный герой Италии, генерал, один из вождей революционно-демократического крыла в национально-освободительном движении, боровшегося за объединение Италии «снизу». неподвижно стояла полицейская машина.

На углу, через полуопущенную железную ставню, из-под которой просачивалась полоса света, доносились крики, галдеж, потуги пения. В свете фар полицейской машины, неожиданно разрезающем темноту, из-под железной ставни на улицу выплыли две смутные фигуры, их бледные лица блестели в лучах фар. Прежде чем машина погасила фары, наклонившись, они стояли лицом к лицу, слегка касаясь друг друга, пошатываясь на нетвердых ногах, покачивая бедрами. Потом они ушли в темноту, вскоре появившись в косом свете фонаря, один обнимал другого за шею, и они снова скрылись.

Он знал их. Его товарищи тех лет. Но зачем окликать их, чтобы они узнали его? Ничего уже нет из того, что было прежде. И эти двое уже не те, что раньше. И эта вода не та, что была. И Вьетнам не тот, и Китай. И он не тот, что был. Не было какой-либо последовательности, развития, прогресса или регресса, никакого неоспоримого критерия. И тоска по прошлому тоже была безрассудной. Оставалось лишь всецело довериться хаотическому движению соединяющихся и разъединяющихся атомов, смириться с неодолимым повторяющимся циклом.

Кабинет психоаналитика находился в Трастевере. Чтобы туда дойти, надо было идти по набережной Тибра под платанами, перейти через реку, пройти вдоль Ботанического сада. За решеткой сада издалека были видны пышные растения, зеленые верхушки, широкие листья банановых пальм и баобаба. Быстрое течение воды в реке, тень платанов и зелень из-за решетки сада, спокойно гуляющие по узким улочкам люди ели мороженое — чума была далеко от Трастевере.