— Сядьте, если хотите, — сказал сержант. — Вы же еле стоите, Мозес.
— Мне надо позвонить брату, чтобы прислал своего адвоката. Если, конечно, понадобится. А если меня выпустят под залог…
— Вас выпустят под залог, хотя не знаю, какая будет сумма. Поручители найдутся. — Он повел тыльной стороной ладони, точнее запястьем, и Мозес, повернувшись, увидел у себя за спиной стоявший по стенам разнообразный люд. И явно были поручителями, судя по их приличному виду, те двое, что терлись около него.
Он равнодушно осознал, что представляет для них рискованный случай. Они видели его билет на самолет, ключи, ручки, рубли и бумажник. Разбей он собственный автомобиль, на залог можно рассчитывать, только малый. А за нанятый как? Тем более этот тип не местный, в грязноватой легкой рубашке, без галстука. Нет, он не тянет на несколько сот долларов. Только бы не больше, подумал он, — тогда я выберусь без помощи Уилла или Шуры. Некоторые всегда располагают к себе. А у меня не было и нет такой способности. Много воли даю чувствам. Горячее сердце, низкий порог доверия. Велите мне дать трезвую оценку себе, я выскажу ее этими же словами.
Вспомнилось, как на пляже, разбившись на команды, его всегда гнали в тыл противника, и, если он зевал мяч, замечтавшись, те и другие орали ему: — Ну ты, балда! Руки-крюки! Ворон ловишь? — Он был безгласным участником потехи.
Под его сцепленными руками легко и ходко билось сердце его дочери.
— Так зачем вы ходите с заряженным пистолетом, Мозес, — стрельнуть в кого-нибудь?
— Конечно нет. И пожалуйста, сержант, — мне неприятно, что ребенок слышит такие вещи.
— Вы заварили эту кашу, а не я. Или попугать кого хотели? Зуб на кого-нибудь имеете?
— Да нет, сержант, я собирался использовать его как пресс-папье. Я забыл вынуть пули, потому что ничего не смыслю в пистолетах и мне это просто не пришло в голову. Вы разрешите мне сейчас позвонить?
— В свое время. Пока нет. Вы посидите, я займусь другими. Ждите, когда придет мамаша ребенка.
— Нельзя для девочки достать пакет молока?
— Дайте Джиму — Джим! — 25 центов. Он принесет.
— С соломинкой — а, Джун? Ты любишь пить через соломинку. — Она кивнула, и Герцог сказал: — Если не трудно, прихватите, пожалуйста, соломинку.
— Папа.
— Да, Джун?
— Ты не рассказал про самых-самых.
Он не сразу вспомнил.
— А-а, — сказал он, — ты имеешь в виду нью-йоркский клуб самых-самых людей?
— Да, про них.
Она села у него на стуле между колен. Он подвигался, чтобы ей было удобнее. — Есть такое общество, где сошлись самые-самые люди. Там есть самый волосатый лысый человек — и самый лысый волосатый.
— Самая толстая худая женщина.
— И самая худая толстая женщина. Самый высокий карлик и самый маленький великан. Все там подобрались. Самый слабый силач и самый сильный доходяга. Самый глупый умница и самый умный глупец. Еще там есть такие диковины, как акробаты-калеки и красавицы-уродины.
— И что они делают, пап?
— В субботу вечером они устраивают ужин с танцами. Проводят конкурс.
— Кто отличит одного от другого.
— Правильно. И если ты отличишь самого волосатого лысого от самого лысого волосатого, то получаешь приз.
Слава Богу, ей нравилась ахинея, которую нес отец, и он не лишит ее этого удовольствия. Она положила голову ему на плечо и, показав зубки, дремотно улыбнулась.
В комнате было жарко и душно. Отсев со стулом в сторонку, Герцог слушал, в чем обвиняются те двое, что ехали с ними в лифте. Двое же филеров — из отряда полиции нравов, как он скоро уяснил, — давали показания. Они привели еще женщину, ее он сначала не заметил. Проститутка? Вне всякого сомнения, хотя держится как добропорядочная, состоятельная дама. И, словно ему недоставало собственных забот, Герцог продолжал глядеть и внимательно прислушиваться. Филер говорил: — Они скандалили в комнате этой женщины.
— Тяни молочко, Джун, — сказал Герцог. — Оно не холодное? Тяни понемногу, милая.
— Вы их слышали из коридора? — сказал сержант. — Из-за чего кричали?
— Этот малый разорялся насчет пары серег.
— И что насчет серег? Это на ней которые? Где вы их взяли?
— Купила. Вот у этого. По договоренности.
— Договоренность была — в рассрочку, а ты не платила.
— Тебе платили.
— Так он сел на ее заработки. Ясно, — сказал сержант.
— Дело было так, — с хмурым, скучным лицом объяснял филер. — Он привел с собой этого малого и, когда она отдуплилась, потребовал себе десять долларов — мол, в счет серег. А она не дает.
Читать дальше