Жан-Мишель Генассия - Удивительная жизнь Эрнесто Че

Работа на год, а то и на два.

Внезапно Йозефу в голову пришла ужасная, убийственная мысль. Что, если Кармона сбежал вместе с семьей, не дожидаясь выплаты денег? Чем еще объяснить его отсутствие? Он вышел на крыльцо и огляделся: на станции по-прежнему никого не было, вокруг царила полная тишина. Как поступить, что делать, если доведется остаться в одиночестве? Придется ждать приезда Дюпре, а он появится только через месяц. Питьевая вода у него есть, провизии завезено на три месяца, можно браться за составление каталога.

Первый день новой жизни.

Йозеф открыл чистую тетрадь в клетчатой обложке и начал писать:

28 октября 1940 года. День 1-й. Сегодня начинается моя робинзонада.

Йозеф осторожно шагал по болоту, нащупывая ногой кочки, чтобы не увязнуть в глинистой жиже. Метра через три его кожаные туфли покрылись красно-коричневой грязью, низ штанин отяжелел от воды, он даже куртку ухитрился забрызгать. Настоящий «черноногий». Йозеф не знал, что делать – вернуться или идти дальше, раз уж все равно промок.

«Мне нужны резиновые сапоги, – подумал он. – Срочно. А еще халаты», – и записал в блокнот: «Попросить сапоги 41-го размера». Подумал и добавил «две пары», сделал глубокий вдох и шагнул вперед – раз-другой. Это оказалось не столько трудно, сколько утомительно. Он шел, вытаскивая ноги из топи, забыв о костюме и лаковых штиблетах.

Так прошел час. Йозеф осмотрел деревянные настилы над рытвинами, залюбовался стремительно взлетающими в воздух чибисами и вдруг заметил колыхавшиеся вдали тени. Человек двенадцать арабов сгрудились вокруг осушенного кусочка земли площадью не больше пятидесяти сантиметров. Все они были в светлых туниках, бежевых жилетах и пышных шароварах до щиколоток и белых тюрбанах.

Рабочие поддевали лопатами влажную землю, скидывали ее на невысокую стенку и разравнивали. Некоторые сидели на корточках и спокойно курили. Чуть поодаль другая группа убирала запруды с соседнего водоема. Завидев Йозефа, они бросили копать и уставились на него. Никого похожего на прораба или бригадира он не заметил, подошел ближе и сказал, ткнув себя пальцем в грудь:

– Я доктор.

Они смотрели на него и молчали.

– Говорить по-французски? – спросил Йозеф.

Старик с морщинистым лицом покачал головой, повернулся и махнул рукой в сторону соседнего поля. Отозвавшись на призыв, к ним направился высоченный араб. Люди расступились, пропуская его. Он остановился в метре от Йозефа, воткнул лопату в землю и оглядел чужака, задержавшись взглядом на перепачканных глиной ботинках.

– Я новый доктор. Вы говорите по-французски?

Человек усталым движением отер пот со лба, поправил съехавший тюрбан. У него было загорелое до красноты лицо, седеющая борода и черные глаза над высокими скулами.

– Я ищу начальника строительства.

– Я – Кармона.

День 4-й. 31 октября 1940 года. Сегодня утром я нашел у двери пару резиновых сапог. Они грязные и на размер больше, чем нужно, но я их отмою и смогу спокойно ходить по болотам. Думаю, их принес Кармона. Больше некому. После нашей встречи он, не промолвив ни слова, вернулся к остальным, и они возобновили работу. На меня никто не обращал внимания, я развернулся и пошел прочь. Не уверен, что Кармона живет в доме напротив. Мне хочется задать ему тысячу и один вопрос, но он неуловим. Неужто избегает меня?

День 11-й… или 12-й? Не буду больше нумеровать дни. Ни за что не превращусь в пленника времени. Я никому не обязан отчетом. Довольно будет и даты – если вспомнится! Попросить у Дюпре календарь. Не так уж он мне и нужен, но у всех докторов должен быть календарь.

Я иногда сталкиваюсь с Кармоной. На станции или на повороте дороги. Он кивает. Я отвечаю. Он никогда не останавливается, ни о чем не спрашивает. Я обошелся без его помощи. Пусть заговорит сам, когда захочет. Он действительно живет в доме напротив.

21 ноября 1940 года. Сегодня утром я оставил часы на столе. Я всегда кладу их туда перед сном, положил и вчера, а сегодня забыл надеть. Я целый день провел на болотах, брал пробы и все время думал: «Как бы не украли…» Дверь в дом не запирается, вот и посмотрим, что будет. Я очень дорожу этими часами, отец подарил их мне на бар-мицву. Часы фирмы «Ланге» никогда не ломались и идут абсолютно точно.

Когда я вернулся, часы лежали на столе. Они остановились в 15.11. Теперь я отлучен от времени. Интересно, как узнаёт время Кармона?

17 декабря 1940 года. Сегодня приезжал Дюпре. Раньше я никогда с ним не разговаривал, разве что здоровался и прощался, а теперь счастлив его видеть и слышать. Он с гордостью продемонстрировал мне бронзовую медаль, врученную за тридцать лет работы в институте. Институт был создан перед войной, Дюпре пришел туда шестнадцатилетним юношей. Он устроил пирушку для персонала, пили за мобилизованных, Сержан произнес тост: «За всех отсутствующих, где бы они сейчас ни были». Сразу после этого патрон отправил Дюпре ко мне.