Сергей Саканский - Наблюдатели

Прости, дорогой, но это наивысшее наслаждение моей жизни, это выше всего, выше самой жизни, выше самого счастья, которое даешь мне ты, и даже выше моей любви к тебе.

22 июня

Сегодня я начала стихи писать. Это удевительно. После стольких лет молчания, пустоты… Мне холодно было. Я как не сама была. Склонялась над листом, перо в чернила опускала. И перо было, словно прохожий в степи…

Я – мать своих слов.

Стихи – это дети мои.

Я не смогла ребёнка от мужа родить.

Я от другого мужчины стихи родила.

Я и не помню, может быть, больше года не писала ничего. Я редактировала, конечно, перепечатывала что-то старое на Компьюторе, когда редактор «Глаза» потребовал настоятельно прошлой зимой, но тексты новые не хотели рождаться упорно. И вот теперь, как-то так, вроде как-то неожиданно и случайно, старую тетрадку взяла – полистать просто, над былым всплакнуть, над белым, на кухне закрылась, ручку с собой на всякий случай взяла – вдруг поправить что, и тут, снежной лавиной, водопадом, обвалом, – тарара тарара тарара…

Не люблю людей. Курей люблю, собак, лошадей. Людей не люблю, хотя, как ученый, как биолог, я должен беспристрастно относиться ко всем живым существам. Но я не могу ничего с собой поделать и люблю: медведей, оленей, зебр, изюбрей, и не люблю: пауков, осьминогов, людей. Уток люблю, журавлей, вообще – птиц люблю как класс. Людей не люблю. Люблю: кошачьих, тигровых, ракообразных. Не люблю приматов как класс. Люблю голубей, оленей, медведей, зебр, цапель, гусей. Особенно люблю курей. Людей не люблю.

Никогда не делай людям добра: не давай людям советов, не устраивай людей на работу, не проси за людей, ни в чем людям не помогай, денег в долг не давай.

Не верь, не бойся, не проси – этот уголовный принцип, пожалуй, распространяется на все человечество. Лучше бы это Христос сказал, а не свое заунывное: Не пожелай ближнему того, что не же…

С каждым новым знакомым сразу поставь себя так, чтобы он понял: ты не заступишься за него, ты не пустишь его ночевать, ты вообще пальцем о палец для него не ударишь.

И тогда он, возможно, никогда не сделает тебе зла.

Москва – это не Россия, это – город предателей, бросивших свои родины.

Провинция – не Россия, но тело без головы, поскольку все самое умное, сильное, талантливое – бросило родины и ушло в Москву.

Где же ты – Родина?

Не делай добра – не будешь сукин сын, – народная мудрость гласит…

Чем больше ты будешь делать добра, тем больше накопится на тебя досады и злобы: тебя возненавидят – за то, что не смогут или не захотят отплатить добром за добро. Все, что ты можешь – это только добра желать: молча, искренно, тайно…

Ты всюду, куда ни гляну. Ты стоишь отражением в стакане, когда я пью вино, сунув в стакан свой нос. Ты трепещешь в пламени свечи. Ты реешь в облаке. Твой облик встречается в час пик по частям, у прохожих мужчин и женщин, у торговки цветами Твои глаза, у милиционера Твой рот, и рука Твоя указывает с рекламного плаката на меня. Весь день я собираю Тебя по частям, словно puzzle, чтобы ночью рассматривать и любоваться образом Твоим.

С детства хотелось думать, что за гранью реальности есть нечто , дающее надежду на лучшую участь, но с каждым шагом познания границы этого нечто отодвигались все дальше, пока не уперлись в стену. Порой приходится жалеть, что ты не настолько наивен, чтобы верить в чудеса, что ты слишком хорошо знаешь устройство Вселенной, чтобы верить в Бога. Мир, познаваемый тобой, становится все более материальным, и неизбежное окончание этого процесса – каменный, полностью застывший мир.

И это противно и жалко, и мне бывает нестерпимо жалко себя, в то время как другие, обладающие наивными и чистыми мозгами, живут, как бы тихо напевая себе под нос, живут, как бы с тихой песней собирая puzzle.

А я их всегда разбирал…

В юности я крепко верил в Бога, я носил косынку, чтобы скрыть нательный крестик, вероятно, тогдашняя мода на косынки имела под собой именно эту единственную подоплеку; я разыскал и посетил все храмы Москвы и Подмосковья, что было как своего рода паломничеством, так и элементарной реализацией моего пытливого научного «я»; я молился перед едой и на ночь и, наконец, желая еще больше приблизиться к Богу, желая еще глубже понимать свою веру, я ушел в подробное и доскональное изучение Завета, Ветхого и Нового, и в итоге нашел такое нагромождение несоответствий и нелепостей, такие бесспорные следы работы каких-то творящих вдохновенных разумов, что стало вполне ясно: эта религия была выдумана, выдумана человеком для людей, выдумана с определенными целями, и никакого отношения не имеет, ни, собственно, к Божьему бытию, ни к смыслу бытия человеческого, а занимается не более и не менее, как вопросами человеческого общежития.