Ласло Немет - Избранное

Наконец поднявшаяся публика вынесла их на площадь, в гущу трамвайных звонков и автомобильных клаксонов; обе женщины, барыня и Тери, были просто вне себя от восторга. «Ах, как было чудесно!» — вытерла слезинку в уголке глаз барыня. «Кто бы нам прислал такую чудную машину, а, барыня?» — сладко ежилась Тери, когда они брели уже по улице Бимбо. Насколько быстро мчались они вниз, настолько не спеша, мечтательно шли теперь обратно под редкими, еле видными звездами. «А как вы думаете, барыня, что было бы, если бы шофер этот не был богачом?» — после долгой душевной борьбы высказал Лайош наболевшее. «Если б не был богат? Про таких шоферов, Лайош, фильмов не делают», — с насмешливым сочувствием сказала барыня. «Этот Лайош как спросит что-нибудь — хоть стой, хоть падай», — сказала Тери, досадуя, что ей не дали помечтать всласть.

Дома Лайоша заставили натопить ванную комнату. Барыня хотела, чтобы они, все трое, искупались после переезда. Первой вышла из ванной в купальном халате из толстой ткани она сама, потом выпорхнула Тери. Тери была чудесна после ванны: лицо ее раскраснелось от пара, ноги ступали по новой лестнице, словно розы падали на ступеньки. «Барыня! — крикнула она. — Лайошу горячей воды не осталось». — «Ничего, — сказала хозяйка, — вымоется в твоей». — «А я уже пробку открыла…» К счастью, вода сошла не вся, полванны еще осталось; Лайош разделся в сиянии кафельных плиток. Ему даже дали свежевыглаженную простыню — вытереться после мытья. Он сбросил башмаки, размотал портянки, нарезанные из старой рубахи, снял штаны, пузырившиеся на коленях, белый от извести пиджак, рубаху со скатавшимися, грязными махрами. Голый стоял он на синих и белых плитках. Насколько счастлив был он недавно, раздеваясь до белья, настолько же печально стоял сейчас в непривычной наготе. Осторожно, чтобы не упасть, влез он в скользкую ванну. Там плавала грязная пена, оставшаяся после Тери. Он сел, потом полулег, вода накрыла его до шеи. Зачерпнув в ладонь пены, Лайош поднес ее к лицу, ища в ней запах Тери. Потом поднял ноги на край ванны. Сперва одну, потом вторую. Широкие, разбитые, обмороженные ступни по бокам были синевато-красными; раньше осенью ноги всегда начинали болеть. Он втянул воздух сквозь зубы; некоторые были с дуплами, изо рта скверно пахло. Как бы там ни было, вода, в которой мылась Тери, была теплой и ласковой, и, когда он снова опустил в нее ноги, сладкая судорога волной прошла по телу. Он долго лежал в ванне неподвижно — пока не стал зябнуть. Тогда он вылез, растер себя простыней и вымыл ванну, чтобы никто не увидел его грязи. Завернувшись в простыню и напоминая мешок с мукой, который вдруг встал и пошел, он брел в потемках через кухню, мимо сдвинутых кресел Тери. Женщины уже спали. Лайош наткнулся на откинутую руку Тери.

Назавтра у Тери был свободный вечер; вернулась ома рано, в дурном настроении. «Если этот кавардак не кончится, сбегу от вас», — заявила она барыне. Та промолчала: пускай перебесится; барыня вынимала из ящиков и пересчитывала фарфор и белье, Лайош носил их из бельевой на стол в комнату. Вдруг в окно постучали. «Господи, барин!» — вскрикнула Тери, сразу забыв про свои неприятности и расплываясь в улыбке. Они с барыней переглянулись с затаенной усмешкой: пришел-таки, да еще вечером. «Собрание у меня было; думаю, дай погляжу, как вы тут, — оправдывался барин, но чувствовалось, что он тоже посмеивается над собой. — Найдется у вас где переночевать?» Тери тут же предложила закрыть окна, натопить печь и поставить к печи кроватную сетку. Пока Тери и Лайош управлялись с этим, супруги сидели в кухне, в темноте: лампа нужна была в комнате. Лайош слышал, как они говорят о детях: Жужика уже знает наизусть стихотворение «Мехемед и коровы» Жигмонда Морица, Тиби последнее время кашлял по ночам, пришлось дать ему порошок.

Окна были уже закрыты, Лайош ворошил уголь в глотке чугунного зверя. Потом притащили кроватную сетку, поставили ее на пол. Сверху положили одеяла, покрывала, скатерть. Лайош вернулся выместить свою досаду на чугунном звере. «Вот так тебя», — сказала Тери, шлепнув рукой по одеялу, и вышла в кухню с докладом. «Холодновато будет, но я все одеяла собрала, какие под рукой были», — слышал Лайош из кухни. Сам он все еще стоял в темной комнате перед полуоткрытой пылающей пастью. Вошел барин в сопровождении жены с керосиновой лампой в руках. «Вы еще нужны здесь?» — спросила хозяйка Лайоша. «Дождусь, пока дверцу можно будет закрыть», — ответил тот угрюмо. Лампа уплыла обратно, и барин стал раздеваться; он возился, шурша одеждой, в нескольких шагах от Лайоша. Своей кочергой Лайош мог бы сейчас пройтись ему по ребрам. Но он лишь притворил оскаленную пасть и убрался с угольным ведром в кухню. «Эмми, ты не зашла бы на минутку?» — позвал из комнаты барин. Женщины захихикали. «Я думаю, Тери, вы можете сегодня лечь на кровати», — сказала барыня и вышла.