Он угрожающе повел стволом, выплюнул огонь и исчез в том же направлении, откуда появился.
Но пехота прочно засела в домах, и четверо на мосту чувствовали это на своей шкуре. Им даже показалось, что американцы заняли более выгодные позиции.
Тут Шольтен опять заметил фигуру в светло-зеленой форме в воротах одного из домов и нажал на спуск. Но пулемет только тявкнул и замолк. Шольтен отдернул крышку ствольной коробки.
Гильза застряла, заклинилась, никак не поддавалась. Шольтен рывком вытащил пулемет из проема между парапетом набережной и завалом, схватил лежащий под рукой. автомат и прижал приклад к плечу. Потом дернул за спуск.
Одиночный огонь!
«Нужно беречь патроны, — подумал он, — неизвестно, как еще все повернется».
Юрген Борхарт чувствовал себя на своем дереве в полнейшей безопасности. По нему еще никто не стрелял. Зато он сам бил методично, как на стрельбище. Спокойно, не торопясь и выбирая цель. Он тоже заметил американца, появившегося в воротах дома.
«Интересно, чего ему надо? — подумал Борхарт и взял его на мушку. Американец вскинул винтовку и прицелился в серое пятно на фоне каштана. — А ведь это он в меня, — удивился Борхарт, — я должен его опередить!»
Юрген Борхарт и укрощение плоти
Рост — метр семьдесят семь, вес — шестьдесят два килограмма, глаза голубые, волосы светлые. Хорошая выправка, дисциплинирован, таким парнем родители могут гордиться.
— Значит, ты хочешь стать офицером, Юрген?
— Да, папа!
— А ты хорошо обдумал свое решение?
— Конечно, папа!
— Но ведь это трудная профессия, Юрген. Надо уметь подчиняться. А это не всегда легко. Придется делать и то, в разумности чего ты не убежден! Тебя возьмут в ежовые рукавицы, мальчик!
— Все это я знаю, папа. Потому-то я и хочу пробиться повыше!
— Что ты имеешь в виду?
— Надо добиться права приказывать другим, тогда можно будет все делать разумно!
— Но ведь это мало кому удается. Большинству приходится подчиняться до конца своих дней. Словом, утро вечера мудренее, завтра тоже будет еще не поздно. Не обязательно все решать сегодня!
Этот разговор между полковником Клаусом Борхартом и его единственным сыном Юргеном происходил в декабре 1944 года в кабинете отца. В тот же день Юрген отослал заявление и все необходимые документы. А вечером он вместе с матерью проводил отца на вокзал. Тот возвращался на фронт. Его отпуск кончился.
Полковник Клаус Борхарт поцеловал на прощание жену.
Потом крепко пожал руку Юргену.
— Не осрами меня, сынок.
Поезд тронулся. Полковник Борхарт глядел из окна вагона. И они махали ему рукой, пока поезд не скрылся из виду.
Через неделю Юрген получил повестку. Он поехал, сдал экзамен по спортподготовке, его взвесили, измерили, подвергли медицинскому осмотру. Он быстро и четко отвечал на все вопросы и произвел блестящее впечатление. Две недели спустя он получил из части уведомление о зачислении его курсантом офицерского пехотного училища. Этот маленький белый клочок бумаги обрадовал его так, словно то был приказ о производстве в лейтенанты.
С той же почтой пришел конверт с траурной каймой. Полковник Клаус погиб в тот самый день, когда сын его выдержал экзамен в офицерское училище.
— Возьми обратно свое заявление, — потребовала мать.
— Нет! — ответил Юрген.
— Возьми обратно, если у тебя есть сердце!
— Но это же нелогично, мама, я не могу взять заявления обратно. Именно потому, что у меня есть сердце. Как ты думаешь, что сказал бы отец, если бы я теперь забрал заявление?
Мать замолчала. Она молчала весь день, молчала и следующий. Она надолго замолчала и скупо роняла лишь самые необходимые слова.
Как-то Юрген пытался пробить эту стену молчания:
— Мама, постарайся же понять меня, я просто не мог этого сделать, я бы со стыда сгорел!
Но мать вспыхнула:
— Никто никогда не хотел понять меня! Твой отец не хотел, ну, а ты тем более!
И он прекратил свои попытки.
Но Юрген никак не мог понять свою мать, при всем желании не мог. Еще ни разу в жизни он не ударил лицом в грязь. Ни в школе, ни в спорте. Он всегда был в числе лучших. Почему же теперь она хотела склонить его к поступку, которого пришлось бы стыдиться?
Читать дальше