— Неужели Хейльман нас бросил?.. — пробормотал Мутц.
— Хейльман не мог нас бросить, слышишь, ты, размазня!
«Шольтен бывает иной раз чертовски груб, — подумал Мутц, — уж нельзя и слова сказать!» Но Хейльман все-таки бросил их. Десять минут превратились почти в два часа, и семеро на мосту снова заспорили: сбежал Хейльман или его где-то задержали.
Наконец спор оборвался. Он не имел никакого смысла, ведь никто ничего не знал. К тому же — это было теперь не так важно. Уже совсем рассвело, а при дневном свете все представлялось не таким страшным, как в темноте. Разрядил атмосферу Хорбер. Он обратился к «команде»:
— Ребята, про завтрак-то мы забыли!
Все рассмеялись, кое-кто с любопытством наблюдал за попытками Хорбера расправиться с консервной банкой при помощи штыка. Дважды штык соскользнул, один раз Хорбер уколол себе палец.
— Друзья! Я истекаю кровью. Несите меня в лазарет.
Они давились со смеху, они резвились, словно на прогулке. Послышался звук мотора. Шольтен прислушался:
— Помолчите минутку!
Теперь вслушивались все. От веселья не осталось и следа.
Шум мотора доносился не с запада, а со стороны старого города. И как тогда, ночью, на мост въехала машина и, резко затормозив, остановилась возле них. Генерал на этот раз сидел впереди, рядом с шофером, двое сопровождающих — сзади.
Мальчики вскочили, старательно, как их учили, встали по стойке «смирно». Шольтен, заикаясь и сильно покраснев, отрапортовал. Генерал жестом остановил его:
— Где унтер-офицер?
Шольтен молчал, но Мутц, преисполненный усердия, доложил:
— Он ушел, господин генерал!
И в ту же минуту понял, что предал Хейльмана (тьфу, черт, «команда» никогда не простит ему этого!), и, не растерявшись, пояснил:
— Господин унтер-офицер пошел позаботиться о боеприпасах.
Мутц лгал совершенно гладко, совершенно невозмутимо, но вдруг его проняло: «Обмануть самого генерала! Это даром не проходит!»
Генерал был краток, немногословен, деловит:
— Давно ли он ушел?
Мутц побледнел:
— Примерно два часа назад, господин генерал!
Генерал задумался, и Мутцу показалось, что он похож на Наполеона с картинки из учебника истории. Не хватало только пряди на лбу. А генерал все думал, и вдруг на. его лице появилась усмешка, появилась и тут же исчезла.
Он повернулся к машине:
— Шлопке!
— Слушаю, господин генерал!
Человек, сидевший на заднем сиденье слева, выпрямился. Он ел глазами начальство.
— Выходите сюда, Шлопке! Вы примете все это хозяйство! — Та же усмешка на лице. — Не так-то уж плохо повоевать немного, пусть за час до конца войны, не правда ли, Шлопке?
— Так точно, господин генерал! — ответил Шлопке подобострастно, а про себя подумал: «Черта с два!»
С легкостью гимнаста спрыгнул он на мостовую.
— Вы должны удержать мост, Шлопке, понятно?
Генерал говорил тихо, потом громче:
— Посмотрите, какие великолепные парни. Несколько тысяч таких орлов, и мы могли бы еще выиграть войну, Шлопке!
Мальчики покраснели, на этот раз от гордости и волнения. Они удержат мост. У них снова есть унтер-офицер. Правда, его зовут не Хейльман, а Шлопке, но назначил его сам генерал.
— Желаю удачи, молодцы, я надеюсь на вас, — сказал им генерал и уехал.
— Чтоб тебя кондрашка хватил, старый черт! — прошептал ему вслед Шлопке.
Затем разъяренно:
— Чтоб ты подох, каналья!
Семеро доверчиво сгрудились вокруг нового унтера. А тот держал «патриотическую» речь.
Тем временем генерал подъехал к крестьянскому домику в четырех километрах восточнее городка, вошел в низкую комнату и принялся разглядывать большую карту на стене. Он стоял, широко расставив ноги, и размышлял. Затем взял мягкий красный карандаш и обвел какое-то место на карте.
Он стал генералом потому, что был способнее своих товарищей по военному училищу.
Он был чистюля и терпеть не мог «скользких типов». Приходится, конечно, иметь дело с подобными молодчиками, они бывают нужны, но так и подмывает при первом же удобном случае дать им пинка в зад.
Генерал не без удовольствия думал о Шлопке. Если бы не этот Шлопке, генерал забыл бы про мост, приказ-то ведь отдан, и мост перестал для него существовать. Он вспомнил о семи мальчиках. На какую-то долю секунды ему стало не по себе, но в его мозгу сработала какая-то пружинка и вытолкнула эту мысль. Семь человек. Хорошо. Отлично. Подростки, совсем еще дети. Им, конечно, на этом мосту придется не сладко. Но у них есть честолюбие, гордость, а что такое настоящий страх, им еще невдомек. И слава богу. Они примут на себя первый удар американских частей, а это означает — генерал посмотрел на часы, — это означает выигрыш во времени по меньшей мере в два часа.
Читать дальше