Сью Кидд - Обретение крыльев

– Не обязательно было тащить за собой всю плантацию, – заявила ей госпожа.

– Может, мне и деньги стоило оставить? – парировала Мэри.

Именно теперь, когда госпожа с трудом размахивала тростью с золотым набалдашником, появилась маленькая госпожа, чтобы занять место старшей. У нее залегли темные круги под глазами, появились серебряные нити в волосах, но характер остался прежний. Со времен детства Мэри нам больше всего запомнилось ее ужасное обращение с горничной Люси – второй дочерью Бины. В день, когда сюда со всей свитой явилась Мэри, из кухни с криком выскочила Фиби.

– Люси, Люси! – Никто не ответил, и Фиби бросилась к маленькой госпоже. – Вы привезли мою сестру Люси?

Маленькая госпожа остолбенела на миг:

– Ах, ее. Она давно умерла. – Мэри не смотрела на потрясенное лицо Фиби, только на ее кухонный фартук. – Не знаю, когда вы подаете дневную еду, но с этого момента обедаем в два часа.

В комнатах рабов было не протолкнуться. Некоторые слуги спали на полу. Тетка и Фиби не знали, как накормить такую толпу, а маленькая госпожа заставила меня с матушкой сшить новые ливреи и домашние платья для всех. Добро пожаловать к Гримке! Она не взяла с собой швею, но привезла всех прочих, в том числе и троюродного брата. У нас появились новый дворецкий, прачка, персональная горничная маленькой госпожи, кучер, лакей, конюх, новый помощник по кухне, дому и двору. Сейба разжаловали в садовники, теперь он работал со Скай, а Гудис, бедный Гудис, целыми днями сидел в конюшне, обстругивая палки. Мы с ним потеряли даже ту каморку, где иногда занимались любовью.

Сейчас в подвальной комнате матушка даже не оторвала головы от подушки. Она не привыкла к маленькой госпоже.

– Что ей от меня надо?

– Сегодня у нас большой прием с чаем, и она хочет, чтобы ты пришила к салфеткам ленточки. Как будто, кроме тебя, некому! Меня она послала накрывать столы.

– Где Скай?

– Моет парадное крыльцо.

Матушка выглядела изможденной. У нее усилились боли в желудке, она всю неделю почти не притрагивалась к еде. Она медленно приподнялась, такая исхудавшая, словно стебель, растущий из кровати.

– Мама, ложись. Я сама пришью эти ленты.

– Ты хорошая девочка, Подарочек, и всегда была хорошей.

Лоскутное одеяло с семейными преданиями лежало в ногах постели, поближе к ней. Она расстелила его поверх ног. Стоял жаркий июльский день, и у меня мелькнула мысль: не потому ли мама мерзнет, что конец ее близок? Но она стала вертеть одеяло, пока не нашла первый квадрат.

– Вот моя бабушка, и падают звезды, в день, когда ее продали.

Я села рядом с мамой. Ей не холодно, она просто захотела снова рассказать семейную историю. Свою любимую.

Она уже забыла про ленточки, и меня отругают за задержку, но здесь была матушка и ее история. Она прошлась по всему одеялу, по всем лоскутам, задерживаясь на сшитых после возвращения. Вот стража увезла ее в повозке. Вот она работает на рисовых полях с младенцем за спиной. Вот мужчина левой рукой ставит ей клеймо, а молотком в правой руке выбивает зубы. Вот она бежит при свете луны. Наконец матушка дошла до последнего квадрата, пятнадцатого. На нем были мама, я и Скай с переплетенными руками.

Я поднялась:

– Поспи еще.

– Нет, сейчас встану. Скоро приду к вам.

Глаза ее сияли, как бумажные фонари, которые мы зажигали, принимая гостей в саду.

Я стояла в столовой у окна и выкладывала фрукты в хрустальные вазы, как вдруг заметила матушку, которая еле-еле тащилась к дереву душ на заднем дворе. На плечи она набросила семейное лоскутное одеяло.

Мои руки замерли – меня поразило, как она медленно переставляет одну ногу, отдыхает и переставляет другую. Дойдя до дерева, она уперлась рукой в ствол и опустилась на землю. Сердце мое тревожно забилось.

Даже не посмотрев, рядом ли маленькая госпожа, я выскочила в заднюю дверь и со всех ног помчалась к дереву:

– Мама!

Она подняла голову. Свет в ее глазах померк. Остались только черные фитильки.

Я опустилась на землю рядом с ней:

– Мама!

– Все хорошо. Я пришла, чтобы забрать свою душу. – Ее голос словно доносился издалека. – Я устала, Подарочек.

Я старалась не дать волю страху.

– Я буду заботиться о тебе. Не волнуйся, ты отдохнешь.

Она грустно улыбнулась, будто говоря, что обретет покой, но не тот, который имела в виду я. Я взяла ее руки. Они были холодными как лед. Птичьи косточки.

– Я устала, – повторила она.

Она хотела, чтобы я ответила, что все хорошо, что пора забрать свою душу и уйти, но я не могла этого произнести.