Сара Раттаро: Я сделаю с тобой все, что захочу

Переступив порог храма, я на миг остолбенела: вокруг разливалось дивное благоухание. Убранство церкви поражало великолепием. Марта все организовала безукоризненно.

Алтарь и скамьи утопали в орхидеях, гладиолусах, каллах, розах, белых лилиях и туберозах, источавших волшебный аромат.

Я застыла как вкопанная, чуть покачиваясь на каблуках.

Моя фигура в чудесном светлом платье цвета слоновой кости (почти белом) отчетливо вырисовывалась в глубине центрального нефа, она была хорошо видна даже тем, кто сидел в первых рядах, включая Надирию, которая в ужасе воззрилась на меня из-под полей шляпки.

Все поднялись с мест, и свадебный марш зазвучал как раз тогда, когда Марта у дверей храма поставила свою атласную туфельку на мостовую, выбираясь из шикарного лимузина.

При первых звуках марша Мендельсона с лица Марты мигом сошло выражение кротости. Опираясь на руку брата и дрожа от ярости, она проговорила:

– Она даже мой свадебный марш присвоила. Да что же это такое!

Карло поджал губы и покачал головой. На безупречно накрашенном лице его сестры сверкнула слеза.

В восемь с небольшим я намазывала джем на хлеб и в очередной раз вспоминала тот день и выражение лица Марты. С тех пор почти пятнадцать лет прошло, но я так и не смогла забыть взгляд, которым она одарила меня тогда в церкви. В паре метров от жениха Марта остановилась и уставилась на меня с искренней ненавистью. Именно тогда я заметила, насколько она похожа на Надирию. Не выпуская банку джема из рук, я рассмеялась.

Карло любил меня, несмотря на то что его мать непрестанно повторяла: «Эта сумасшедшая испортит тебе жизнь».

Он из кожи вон лез, но забирал Луче из сада каждый раз, когда я ее там забывала, и придумывал мне достойные оправдания, чтобы я казалась лучше, чем есть.

Карло любил меня, как любят больных людей, – ни о чем не спрашивая и ничего не требуя. И кроме того – он так и не понял, что на самом деле я вовсе не больна.

Он терпел мое молчание, не допытываясь, о чем я думаю.

Он оставлял мне записочки на холодильнике: «Люблю тебя, малышка». Карло действительно относился ко мне как к маленькой девочке.

Позавтракав, я снова забралась под одеяло – обожаю так делать. Впрочем, через несколько минут я поднялась, заглянула в твою комнату, Луче: беспорядок, словно после взрыва бомбы, – как это похоже на меня. Именно поэтому я и не имею на тебя влияния. Утром ты красилась: на трюмо валялись открытые тени.

Я тебя даже не видела. Ты наверняка проскользнула в ванную вместе с отцом и спросила: «Пап, как мне лучше – с хвостом или с распущенными волосами?» Карло, естественно, состроил безразличную мину и как ни в чем не бывало ответил: «Конечно, с хвостом. А то волосы будут мешать тебе на занятиях».

Само собой, он привирает, Луче. Хвост его устраивает больше, потому что с распущенными волосами ты кажешься ему более сексуальной, и это выводит его из себя. Он панически боится других мужчин, того, как они на тебя смотрят, о чем могут думать, наблюдая, как ты невинно проводишь рукой по своим длинным шоколадным волосам. Никогда прежде он так не боялся секса – секса, которым будешь заниматься ты, которым кто-то займется с тобой. Поэтому он обращается с тобой как с мальчишкой в надежде, что ты еще какое-то время останешься при нем. Он боится, Луче, ведь когда в твоей жизни появится другой мужчина, его сердце разорвется.

Когда тебе исполнилось пять лет, ты попросила у него ящик, чтобы хранить в нем кукол. Я хотела купить его в магазине игрушек, но Карло попросил меня немного подождать и сделал его своими руками. Получился ларь-скамья, на котором он со всех сторон вырезал твое имя. Тебе этот ларь так понравился, что ты хотела в нем спать. Я ужасно боялась, что крышка ночью захлопнется, а он ждал, пока ты заснешь в ларе, а потом относил в кроватку. «Она спит? Ты закрыл ящик? – спрашивала я. – Хоть бы она ночью туда не забралась…» Но Карло только улыбался, потому что у него все было под контролем.

Я очень тебя люблю, Луче, но совершенно уверена, что, выбирая между мной и своим отцом, ты предпочла бы его.

В восемь часов тридцать девять минут я была полностью одета и имела в запасе еще целую минуту времени. Закрыв входную дверь на все замки и спускаясь по лестнице, я рылась в сумке в поисках ключей от машины. Ключи никак не находились, и я присела на ступеньку, чтобы посмотреть получше. К моему изумлению, они лежали в кармашке: я умела справляться с беспорядком, но порядок выводил меня из равновесия.