Ричард Мейсон - Тонущие

— Чтобы вы поняли то, что я расскажу вам завтра.

— Скажите сейчас, — потребовал я с внезапной решимостью; Элла встала, намереваясь выйти из-за столика, но я схватил ее за руку. — Я не смогу ждать еще одну ночь.

Она взглянула на меня, глаза ее сузились.

— Не командуйте, Джеймс. Это вам не идет.

— Мне все равно! — с раздражением выпалил я. — Вы привезли меня на остров, о существовании которого я прежде не подозревал. Вы рассуждали об океанах, о семьях и… о таинственных картинах, которые помогут все «прояснить». Мне не нужны никакие картины. Не нужны метафоры. Я и тайны тоже не слишком жалую. Просто объясните мне, зачем вы привезли меня сюда.

— Отпустите меня.

— Нет.

— Вы устраиваете сцену.

Я взглянул на нее твердо и серьезно и выдержал ее властный взгляд не моргнув. Тогда Элла снова села.

— Я привезла вас сюда, потому что думала, вы поможете мне, — проговорила она почти со злобой.

— И помогу, — уверенно ответил я. — Но не держите меня в неведении!

— Я и не держу.

— Нет, держите. Да, вы снабжаете меня какими-то обрывочными сведениями, это правда. Говорите о гнете условностей, об общественном мнении, которое напоминает сильное течение. Рассказываете о своей семье, о том мире, которого я не понимаю. А потом ведете речь о ненависти, о каком-то вашем особом виде ревности.

— Он не мой, — прошипела Элла.

— Тогда чей он?

— По крайней мере, не только мой… Ну, если вам так уж непременно надо знать, то он мой и Сарин.

— Сарин?

— Я знаю: вы мне не верите. Именно поэтому вам следует дождаться завтрашнего дня. Вы не верите, потому что не понимаете. Не способны понять. Я уже сказала вам столько, сколько могла…

— О чем? О том, почему вы выходите замуж за Чарльза Стэнхоупа?

— Проблема гораздо шире. Но и об этом тоже.

— Тогда почему бы вам не рассказать мне остальное прямо сейчас?

— Потому что вы мне не поверите. И вы бы, вероятно, перестали уважать меня, если б поверили. — Она выдернула у меня свою руку. — Я надеялась, что метафора насчет потоков и течений объяснит вам, насколько у меня все запутано в отношениях с Чарльзом. И она, вы это знаете, кое-что и вправду объясняет. Немного, но не все.

Она слегка успокоилась. Я слушал.

— Конечно, моя семья в восторге, оттого что я выхожу замуж. И конечно, они пришли бы в ужас, если б моим избранником оказался кто-то менее подходящий, чем Чарли. Все это правда. Но помимо этого… Помимо этого, я глубоко увязла в чем-то, чего не могу до конца объяснить, но что пугает меня гораздо больше, чем предстоящий брак с Чарли. Кое-что в моем прошлом — привычка, если хотите, — вышло из-под контроля. И я уже не могу остановиться. Перспектива выйти замуж за Чарли открыла мне на это глаза. Это обстоятельство постепенно топит меня. Я это вижу, потому что оно заставило меня совершать некие конкретные действия, за которые я себя презираю. Вы знаете, что такое презирать себя? Не только за то, что вы уже совершили, но также и за то, что можете совершить? Я познала этот мрак. Но не вижу ему конца. И он меня пугает.

— Вы говорите о ревности?

— О нет, Джеймс. Ну или да… Но все гораздо сложнее. Все мои объяснения, даже мои метафоры, не передают этого в полной мере. Это живет во мне, не физически, но живет. Нечто неуловимое и ускользающее, неочевидное. Никто не способен этого разглядеть, кроме, быть может, одного-единственного человека. Я сама с трудом замечаю это в себе. Но оно меня пугает, говорю вам откровенно.

— Почему я?

— Что?

— Вы могли бы поделиться этим с кем угодно. Почему вы выбрали именно меня?

Мой вопрос прервал беспорядочный поток ее слов.

— Не знаю, — проговорила она медленно. — Полагаю, вы появились именно в ту минуту, когда были нужны. Я сидела на той скамейке в пустом парке, чувствуя себя одинокой, как никогда, — и тут передо мной вдруг возникли вы. О, не в том смысле, что вы были ангелом, нет, в таких-то ярко-красных шортах! В любом случае ангел мне бы не помог. Мне нужна, очень, человеческая помощь. — Она застенчиво улыбнулась. — В тот день я готова была все вам рассказать. И рассказала бы — если б вы только спросили. Но вы не спросили, а потом у меня возникли сомнения. Я знала: прежде чем я смогу изложить это кому-либо, надо все разъяснить самой себе. И я ничего вам не сказала.

Элла закурила очередную сигарету.

Я смотрел, как она затягивается, вспоминая ту сигарету, выкуренную в Гайд-парке теплым утром несколько недель назад. Мне казалось, будто с тех пор прошли годы, и картонная фигурка Эллы, которую я в своих уединенных мечтах сделал трехмерной, теперь на моих глазах разрушалась. А из лоскутков и обломков романтической куклы передо мной появлялась женщина, не нуждавшаяся ни в каких отважных спасителях. Она по-прежнему была напугана и одинока, как и плод моей фантазии, но по иным причинам, чем те, что я себе напридумывал. Эта новая женщина потянулась ко мне, и я взял ее руку, не зная, куда она может меня увести или утянуть.