Александр Мешков - Мешок историй про шалого малого

«Дефендер» цвета «металик» резко затормозил возле старинного, окруженного высокой кирпичной стеной, особняка, принадлежавшего ранее графу Ростопчину. Металлические ворота автоматически открылись, и машина проехала внутрь охраняемой территории. Двор представлял из себя запущенную рощу, с березками, сосенками, елочками и дубами. К машине, радостно виляя хвостом, подбежал огромный добродушный сербернар. Из дверей особняка вышло стройное ослепительно красивое создание женского рода тридцати лет в полупрозрачном халатике и, улыбаясь светлой улыбкой, приветливо помахала в сторону авто. Подбежав к машине, она бросилась в объятия Сашки.

— Я тебя жду, а ты не звонишь и трубку не берешь! На два дня загулял! Это преребор, Санек! Ну, почему ты так делаешь? Я уже тут не знаю, то ли ты уже улетел на другую планету, где роуминга нет…

— Успокойся, малышка! Все в порядке.

— Прикажете накрывать, о, мой господин? О!!!! Ты уже выпил? — девушка принюхалась к Сашкиному лицу. — Звонила Танюшка, Митина жена. Они собираются в Бали. Нас зовут с собой. Ну, Санечек, ну очень хочется…

— Да я не люблю компании…

— Ну, на недельку…

— А нам что делать, ваше превосходительство? Ждать? — спросил Серега, вытирая тряпицей лобовые стекла «Дефендера».

— Бали какое-то. Тут тебе чем не Бали? — бурчал, глупо и счастливо улыбаясь, Сашка. — Погодь! Подожди накрывать, — он нежно погладил жену по курчавым волосам, — Я сначала ванну приму, потому поплаваю полчасика. Я не очень голоден. Хотя, может быть, и Бали. Почему нет?… А вы все уже… По домам. На сегодня все уже…

— Я с тобой поплаваю, Санечек!.. Можно? — девушка прижалась к Сашке.

— А че нам завтра делать, барин?

— Конечно, моя хорошая… Поплаваем. И в сауне посидим… А вам, холопы, завтра что делати, я сегодня вечером вам сообщу.

Машина заурчала, дернулась и медленно выехала за ворота. Некоторое время Сашка с девушкой стояли молча, взявшись за руки, глядя друг другу в глаза. Из правой ноздри Сашки медленно выползала небольшая красная металлическая проволочка-антенна. Точно такая же появилась сначала из правого уха, потом из левого. Девушка знала, что такое случается с Сашкой всякий раз, перед соитием, когда он возбуждался.

— На Небиру опять собрался? — тихо и печально спросила девушка. Солнце клонилось к закату.

— Не сегодня. Сегодня я устал немного. Завтра, с утра, — ответил Сашка, поглаживая жену по упругому афедрону. Закат был кроваво-пурпурным.

— Надолго?

Они не спеша пошли к дому. Сашка на ходу торопливо снимал штаны. Из штанов показалась еще одна красная-прекрасная антенна. Легкие перистые облака, словно по мановению кисти великого художника, украшали своим замысловатым ориентальным узором Закат.

— По-нашему, на два года. По-вашему — на шесть дней, — ответил он, тяжело дыша всем телом. Антенны свисали из носа и ушей красными соплями. Где-то в вечернем о чем-то небе пела пичужка.

— Вещи собирать? — спросила она. В кустах рододендрона хрюкнула самка тапира. Пролетела мимо толстая плодожорка, тяжело маша крыльями.

— Да. — Сашка уже снял трусы и стал безтрусым.

Где-то в кустах курлыкал лазоревый мудокрыл.

— Носки новые красные положить? С Че Геварой? Помнишь, мы на Кубе купили? — спросила девушка. Где-то в глубине дома по ком-то печально пукнул старый скунс.

— На Небиру красное не носят! — усмехнулся Сашка.

— Белые положу, — согласилась девушка. Сашка бережно уложил ее на ковер прямо в прихожей. На чердаке зашуршал кукарача. Ему ответил навозник-скарабей, доедая уховертку жужелицу.

— И непременно положи угачу. А лучше — две, — вспомнил Сашка.

— Угачу? Ты же раньше никогда угачу не брал, — тревожно переспросила девушка. Где-то в роще, тревожно закричал самец казарка. Квакнула лягушка-листолаз. Плеснул в бассейне тунец желтоперый.

— А сейчас возьму. И, это, главное, золупачу не забудь, как в прошлый раз. — Сашка одной рукой миловал афедрон девушки, другой придерживал антенну, на полметра выпавшую из носа, — Там без золупачи плохо…

«О! Боги! Сборная России по футболу опять проиграла. И кому? Юношеской сборной Уганды! А до этого — детской сборной Адыгеи! А до этого — сборной Монголии. На Кипре заморозили счета. Коррупция в России достигла апогея! В Египте снова беспорядки!!!» Писатель-реалист Владислав Пуканюк еле сдерживал слезы. Столько накопилось негатива в мире, что писатель Владислав Пуканюк из-за всего этого здорово набрался в Доме Литераторов. Писатели, как сконцентрированная совесть общественного сознания, всегда особенно остро переживают тяжелые для страны времена. Начал Пуканюк с безобидного Шато в доме Литераторов. А кончил обидной водкой в общественном туалете. Он еще помнил, как подрался с драматургом Гомозадовым, как долго и мучительно попирал в подсобке уборщицу Галиму Турсунвагиновну, но не помнил, как добрался до дома, как оправился, не снимая штанов, не снимая пиджака, галстука, как лег спать, не помыв ног и не снимая носков. А так же и туфлей. С утра его мутило, крутило, тошнило, выворачивало, корячило. И вдруг, в один момент, все, что его переполняло — стало с напором вырываться наружу, и Владислав, постанывая, рванулся с низкого старта в туалет, где, упав на колени, склонился над очком. Страшная, небывалая рвота исказила его и без того обезображенное болью за Россию лицо. Он блевал без перерыва, десять мучительных минут, показавшихся ему Вечностью. Он блевал от обиды и отчаяния, от безысходности и от отравления паленой водкой. «Как мы, в сущности, бессильны перед Вечностью!» — с горечью думал он.