Ольга Лукас - Бульон терзаний

– Я! Я передам! – вызывалась Ульяна, потрясая толстой тетрадью на 96 листов. – Я записала за вами. Вот: «Из одной кулисы выходят Загоре…»

– Да, хорошо, просто отлично. Но где он все-таки, этот, как его… – Владимир заглянул в список исполнителей: – Горюнин? И почему отсутствует хозяин дома? Где Фамусов?

– Хозяин дома принимает гостей, – отрапортовала Нина. – Приехал один очень важный поставщик с дочкой. Без предупреждения. Шеф просил извиниться и передал, что готов отработать этот пропуск и даже заплатить какой-нибудь штраф. А Горюниин им кофе разливает и статистику озвучивает. Он как раз умолял избавить его от штрафа за отсутствие на репетиции.

– Тема штрафов ушла в прошлое, – махнул рукой Владимир. – Потом разберемся, а пока начнем. За Фамусова – тоже я. Давайте – явление 21, третье действие. Помните: перекидываем сплетню, как мяч!

Начали перекидывать. Владимир заметил, что артисты, навещавшие его во время болезни, играют как-то живее, свободнее прочих. «Может быть, что-то мне удалось донести до них», – подумал он.

Компетентный Борис демонстративно оставил распечатку сценария на стуле и почти ни разу не сбился. А там, где сбился, – выправился сам, без посторонней помощи.

Добрались до главного монолога Чацкого. Эдуард очень старался, но слишком сильно заботился о том, что о нем подумают зрители (особенно Лариса). Ну это можно исправить с помощью репетиций наедине, сейчас Владимиру было важно, чтоб гости поняли, как и в каком порядке они расходятся.

Гости разошлись. Чацкий обернулся и очень натурально расстроился тому, что никто его, оказывается, не слушал.

Сама собой раскрылась дверь в репетиционную комнату.

– Ну вот, – весело сказал Владимир, – хорошо играем. Александр Сергеевич нас посетил.

– Из пожарной инспекции? – резко оборачиваясь, спросил Компетентный Борис.

– Грибоедов, – кротко пояснил Владимир. – Такая примета есть, театральная.

– Грибоедов? – повторил князь Тугоуховский. – Который писатель? Так он же… Умер… Ничего не понимаю. Может мне кто-то объяснить?

Он беспомощно взглянул на Ядвигу. Но та, зловредная, отошла в сторону, бросив старика наедине с его вопросом. Евлампия Феликсовна решила прийти ему на помощь, но тут дверь распахнулась во всю ширь, и в комнату вошел Петр Светозарович. За ним следом шествовал какой-то неимоверно важный, спортивного вида злой старик в сопровождении длинноногой загорелой красавицы с маленькой собачкой на руках.

Федя тут же схватил со стула «прелестного шпица» Хлестовой, за явку которого он отвечал лично, скопировал позу визитерши и стал прохаживаться вдоль дальней стенки, веселя княжон.

– Вот, так сказать, наша труппа, – каким-то незнакомым, заискивающим тоном сказал директор и неуверенно обвел рукой помещение, – репетируем. А это – наш именитый режиссер. Специально приглашенный. Из знаменитого театра.

– Миленько, – сказала дама с собачкой.

Старик промолчал. Он вообще, казалось, не слушал и лишь внимательно рассматривал столик Марии Антуанетты. Компетентный Борис вытащил из кармана носовой платок и убрал его обратно, забыв утереть лоб.

– Вы не стесняйтесь, играйте, как будто нас нет, – преувеличенно радостным тоном сказал Владимиру мебельный босс. И с такой мольбой посмотрел ему в глаза, что невозможно было отказать.

– Давайте, появление Чацкого, явление 22. Я за Фамусова, – распорядился «именитый режиссер из знаменитого театра».

Начали играть.

– Миленько! – повторила дама с собачкой и, повернувшись к старику, потребовала: – Скажи, миленько?

– Неплохой стол, – кивнул тот.

Чацкий прикрыл глаза и, отведя руку в сторону, начал свой монолог. Гости разбились на пары и стали растекаться в стороны. Не дослушав, ушли и незнакомцы в сопровождении босса.

Чацкий закончил монолог, открыл глаза и еще больше удивился, не обнаружив слушателей.

– Я так плохо читал? – расстроился он.

– Читал как раз неплохо. Зрители попались отвратительные, – ответил Владимир. – А из этой девушки получилась бы отменная арапка для Хлестовой. Вон какая загорелая. И настоящий живой шпиц в руках. Кстати, Федор, можешь уже положить реквизит на место, все оценили твое умение обезьянничать. Хозяйка собачки, кажется, тоже.

Федя поспешно уронил игрушку на стул и заслонил ее собой – будто и не было ничего.

– Не надо мне арапку, – совершенно серьезно сказала Евлампия Феликсовна, – я против крепостного права. Тут не знаешь, какие должностные инструкции людям придумать с девяти до шести, чтоб не считали ворон. А за этих же круглые сутки отвечать надо. Нет уж, давайте без арапки.