Дафна Дю Морье - Полет Сокола

Ее муж рассмеялся.

— А все его темные глаза, — сказал он. — Он знает, как подойти не только к женщинам, но и к местным властям. Он получает все, чего ни попросит. А если серьезно, то он и ректор очень много сделали для Руффано. Конечно, он местный. Его отец, синьор Донати многие годы был хранителем дворца, поэтому профессор знает, что здесь требуется. Видите ли, вернувшись после войны, он узнал, что отец его умер в лагере, а мать сбежала с немецким генералом, забрав с собой его младшего брата. Можно сказать, всю семью как смыло. Чтобы пережить такое, нужно немалое мужество. Он остался. Целиком посвятил себя Руффано и никогда не смотрел в сторону. Таким человеком нельзя не восхищаться.

Синьора Сильвани подвинула ко мне фрукты. Я отрицательно покачал головой.

— Больше не могу, — сказал я. — Только кофе. — Я взял предложенную синьорой сигарету.

— Значит, он так и не женился?

— Нет. Вы же понимаете, каково это, — сказала синьора. — Молодой человек после всего, что ему пришлось пережить, — он был летчиком, когда его самолет сбили, вступил в ряды Сопротивления, — возвращается домой, надеется встретиться со своей семьей и вдруг узнает, что его мать сбежала с немцем. Такое открытие вряд ли заставит его с любовью относиться к противоположному полу. По-моему, именно это навсегда отвратило его от женщин.

— Да нет, — сказал ее муж. — Он оправился. В конце концов, тогда он был совсем мальчиком. Профессору Донати, наверное, лет сорок. Дай время. Когда он созреет для женитьбы, то найдет себе пару.

Я допил кофе и встал из-за стола.

— У вас усталый вид, — участливо заметила синьора Сильвани. — В библиотеке вас просто завалили работой. Ну, ничего, завтра воскресенье. Если захотите, можете весь день оставаться в постели.

Я поблагодарил их и пошел наверх. Сбросил одежду — голова у меня по-прежнему раскалывалась — и лег на кровать. Но не чтобы заснуть. Чтобы снова увидеть лицо Альдо в мерцающем свете факелов комнаты херувимов — бледное, незабываемое лицо; чтобы снова услышать голос, который я так любил, которого так боялся, который так хорошо помнил.

Промаявшись часа два, я встал с кровати, открыл окно и закурил сигарету. Последний гуляка уже вернулся домой, все было тихо. Я выглянул на улицу и увидел, что ставни первого этажа в доме номер 5 тоже распахнуты. Женщина, которой тоже не спалось, курила, облокотившись о подоконник. Как и я, Карла Распа не могла заснуть. Не спали мы по одной и той же причине.

Утром неспокойный сон, в который я, наконец, погрузился, был прерван церковным звоном. Сперва в семь, потом в восемь часов. Колокола собора Сан Чиприано, других церквей… То был не бой часов, но призыв к мессе. Я лежал в постели и вспоминал, как мы вчетвером — отец, мать, Альдо и я — шли к Высокой мессе в Сан Чиприано. В те давние дни перед войной. Альдо был великолепен в форме молодежной фашистской организации. Девушки уже тогда провожали его взглядами. Мы спускались по холму к Сан Чиприано, и начиналось мое мученичество перед алтарным образом воскресения Лазаря.

Я встал и распахнул закрытые на ночь ставни. Шел дождь. По тротуарам ручейками бежала вода. Несколько склонившихся под зонтами прохожих торопливо прошли мимо. Ставни на окнах первого этажа дома номер 5 были плотно закрыты. Последний раз я ходил к мессе в школьные годы, в Турине. По крайней мере, ходил, чтобы присутствовать именно на мессе. Иногда я сопровождал группы помешанных на осмотре достопримечательностей туристов, и какую бы церковь мы ни посещали, я, задерживаясь у алтаря, был вынужден стоять и бессмысленно глазеть по сторонам. Но теперь пойду по доброй воле.

Я еще не совсем оделся, когда стук в дверь возвестил о прибытии синьоры Сильвани с кофе и булочками.

— Не двигайтесь, — сказала она. — Посмотрите на погоду. Вставать совершенно не к чему.

Сколько лет я именно так говорил себе, когда у меня случайно выдавалось свободное воскресенье, неважно, дождливое или солнечное. Не к чему вставать в Турине, не к чему в Генуе.

— Я иду к мессе в Сан Чиприано, — сказал я.

Синьора чуть не выронила поднос. Затем осторожно поставила его на кровать.

— Поразительно, — сказала она. — Я думала, что, кроме стариков и очень молодых, к мессе уже никто не ходит. Рада это слышать. Вы всегда ходите?

— Нет, — ответил я. — Но сегодня особый случай.

— Сейчас Великий пост, — сказала она. — Думаю, во время Великого поста нам всем следует ходить.

— Мой Великий пост закончился. Я собираюсь праздновать Воскресение.