Мариуш Щигел - Готтленд

Последние слова письма звучат так «Поэтому мы, засучив рукава, идем против течения. Ради свободы моих двух дочерей. Твой Э. К.».

Однако вскоре после этого письма Э. К. умоляет партию принять его в свои ряды.

Он уверяет: «После “Победного февраля” я впервые задумался о коммунизме. Для меня коммунизм — евангелие».

Подчеркивает: «Хочу отметить, что я ничего от КПЧ не требую и никогда не потребую. О себе могу сказать, что мною руководит не страх и не корысть, которые столь многих привели в ряды коммунистической партии. Я пришел к своим заключениям самостоятельно. Не знаю, как вы оцените мой случай, но если меня не примете, то вы пренебрежете человеком доброй воли».

Объясняет, как было написано то письмо: «Мне сказали про Веверку, и я очень ему посочувствовал. Ночью, когда я писал это фатальное письмо, я практически до утра работал над “Охотниками за трагедиями”, а потом, когда закончил, из-за моря выпитого черного кофе никак не мог заснуть. Открыл бутылку коньяку и выпил больше, чем следовало. К сожалению, я расчувствовался, и мне понадобился объект для излияния своих добрых чувств. По неудачному стечению обстоятельств я вспомнил о Веверке и подумал, что у него ведь есть семья, что он, верно, хотел стать министром и так далее. Я сел за машинку и написал письмо, содержание которого мгновенно вылетело у меня из головы. Я понимаю, что все это выглядит неправдоподобно, но с писателями ночью всякое может случиться».

Дает партии советы: «Коммунизм нужно провозглашать с амвона, с Библией в руках, конечно, не в церковном смысле этого слова. Нужно идти в народ и проповедовать».

Признается: «Я хочу быть абсолютно искренним и не могу не признаться, что мне нужно годами изучать какую-либо идею, чтобы затем успешно для нее работать».

(«Охотники за трагедиями» так и не были написаны, по всей видимости, не существует ни строчки этого произведения.)

Э. К. вписывается в новое течение.

Один из главных идеологов КПЧ Вацлав Копецкий изумлен, почему некоммунистические депутаты все как один голосуют за коммунистические законопроекты и даже за недемократическую конституцию 9 мая 1948 года. «Это было даже неприятно, — напишет он спустя годы, — ибо подобное единодушие наводило на мысль, что они поступают так по принуждению. Дошло до того, что коммунисты прямым текстом просили некоторых депутатов голосовать против или хотя бы воздержаться, давали гарантии, что им за это ничего не будет, — впустую. Все единодушно голосовали “за”».

Э. К., прося принять его в партию, в конце добавляет, что происходит из небуржуазной семьи: его отец был лакеем, потом чиновником, а дед — сапожником.

Однако, сразу после вспышки любви к коммунизму, Э. К. бежит из социалистического отечества.

Коммунисты не скрывают, что расправятся, с кем следует. Служба безопасности мгновенно начинает слежку за отставными министрами. Бывший министр юстиции (демократ Прокоп Дртина) пытается покончить жизнь самоубийством. Министра иностранных дел (Яна Масарика, сына бывшего президента) находят на мостовой под окном с разбитой головой. Одни считают, что он прыгнул сам из-за несогласия с новой системой. Другие — что эта система велела столкнуть его с четвертого этажа. [40]

Никто уже не может уехать из страны.

Один комик выступает перец пограничниками и во время антракта сбегает с семьей в Германию. В тот момент никто не охранял границу, поскольку все ждали второй части программы. Лидер национал-социалистической молодежи бежит, втиснувшись между потолком и крышей вагона-ресторана поезда Прага — Париж. Лидер социал-демократов с женой надевают лыжные костюмы и, изображая лыжников, проникают в Австрию. Бывший посол в Болгарии бежит, спрятавшись в большом ящике для книг, который посол Мексики декларирует как личный багаж.

У Э. К. все еще нет ответа, принят ли он в КПЧ. В банке, где он работает, кто-то говорит ему, что за письмо Веверке его могут арестовать, потому что в этом письме он порочит чехословацкий народ. Э. К. начинает скупать кремни для зажигалок, так как знает, что ими можно расплачиваться в Германии. Склоняет к побегу друга, сотрудника таможни, у которого хранит кремни. Признается ему, что, если не убежит, наложит на себя руки. Плачет.

Они убегают в тот день, когда Э. К. возвращается из банка и видит, что у его дома стоит милицейский автомобиль.

В Берлине он сообщает, что на его родине царит красный террор, а порядочный человек не может жить в коммунистическом аду.