Ниам Грин - Секрет Коко

— Шутишь?!

— Серьезно, — говорит он. — Это чистая правда.

— Здорово. Я могла слышать какой-нибудь из твоих роликов? — восхищенно спрашиваю я.

— Все может быть. Видела рекламу страховки, в которой парень на гитаре играет?

— Ее ты написал? — удивляюсь я. Это же самая популярная реклама на телевидении!

— Да, моя работа, — гордо отвечает он. — Одна из лучших, надо сказать.

— Эта мелодия такая… заразительная, — говорю я. — Стоит ее раз услышать, и никогда уже не забудешь! Ее же можно часами напевать, она иногда меня с ума сводит.

— Ты ведь просто хочешь сделать мне приятное, поэтому так расхваливаешь? — неожиданно сухо спрашивает он.

— Извини, но это правда. Рут она тоже безумно нравится. Мы частенько ее напеваем друг другу. «Понадейся на судьбу, если ты попал в беду…» — смело пою я во весь голос, как вдруг понимаю, что Мак едва сдерживает смех. — Что-то не так? Перепутала слова?

— Нет, просто ты так чудно поешь!

Я чувствую, как мои щеки заливает румянец:

— Да, с голосом мне не повезло.

— Напротив, у тебя чудесный голос, — отвечает он, и наши взгляды встречаются.

— А еще какие-нибудь ролики твоего сочинения? — спрашиваю я, мне вдруг становится крайне неловко, я чувствую, как на моем лбу выступает пот.

— Хм, пару лет назад написал отличную музыку для рекламы органического геля от геморроя.

— Быть такого не может! — прыскаю я.

— Еще как написал, — подтверждает он, лукаво смотрит на меня и затягивает низким голосом: — От геморроя чудо-гель…

— …вас избавит за семь дней, — подпеваю я.

— Ты-то откуда знаешь эту рекламу? — ехидно вскидывает бровь Мак.

— Кто же ее не знает, — хихикаю я.

— Пой дальше.

— Только с тобой!

— Отлично, поехали сначала — раз, два, три, четыре…

Зеленые поля проносятся за окном, мы проезжаем милю за милей, поем вместе, и я понимаю, что давно уже не была так по-детски счастлива.

Мы и не заметили, как очутились в Порт-он-Си. Мак останавливается на сплошь покрытой рытвинами подъездной дорожке, ведущей к маленькому ветхому коттеджу.

— Агент дал мне этот адрес, — говорит он, ставя машину на ручник.

Мы молча смотрим на дом, стоящий перед нами, не решаясь выйти из фургона. На деревянных оконных рамах давно уже облупилась голубая краска — должно быть, это все соленый морской воздух. Вьющиеся розы, наверняка радовавшие когда-то гостей дома и его хозяев своей красотой, теперь безвольно свисают с подставок, их листья почернели и выгнили — едва ли они зацветут снова, даже с приходом лета. Через гравий дорожки пробивается сорная трава, и лужайка совсем заросла. Этому коттеджу явно не помешали бы уход и забота — сейчас он выглядит так, будто в нем никто не живет.

— Думаю, когда-то здесь было очень красиво, — говорю я.

— Угу. Над домом немного поработать, и получилось бы очень живописно, — отзывается Мак. — Представь, как было бы чудесно выходить каждое утро на улицу и видеть эту красоту.

Он показывает куда-то вдаль, и я вижу отсюда голубую водную гладь, сияющую под мягкими лучами солнца. До меня даже доносятся крики чаек, летающих над нашей головой.

— С ума сойти… Неудивительно, что он захотел сюда переехать.

— Может, посмотрим, дома ли он? — спрашивает Мак.

— Часть меня хочет развернуться и уехать обратно, — признаюсь я.

— А другая? — улыбается он.

— Другая хочет постучать в двери этого дома, — смеюсь я.

— Второй вариант мне нравится больше, — подмигивая, отвечает мне он. — Ничего не бойся! Правда, Горацио?

Пес снова радостно лижет мою шею. Я делаю глубокий вдох, закрываю глаза, вспоминаю о маме и Тэтти и выхожу из фургона.

Я звоню в дверь, мы ждем. Звоню еще раз — по-прежнему никакого ответа. На третий раз я уже совсем отчаиваюсь. Кажется, Джеймса нет дома.

— Возможно, нам просто не повезло, — успокаивает меня Мак.

— Поверить не могу, — шепчу я, сдерживаясь из последних сил. Я приподнимаюсь на цыпочки и заглядываю в окошко на фасаде, но ничего не вижу через ветхий тюль занавесок.

— Давай я позвоню в агентство недвижимости, узнаю, нет ли у них его номера телефона, — предлагает Мак. — Подожди минутку.

Пока он идет к машине, до меня вдруг доносятся отголоски музыки, идущие откуда-то изнутри. Ее едва слышно, но я совершенно уверена, что звук идет из другой части дома.

Я иду на звуки музыки, захожу за угол и вижу покосившуюся оранжерею, из которой открывается чудесный вид на море. В ней трудится над скульптурой полностью обнаженный — если не считать соломенной шляпы и косынки на шее, разумеется — мужчина. Он стоит ко мне спиной, поэтому я имею удовольствие лицезреть только его отвисший зад. Это зрелище настолько меня поражает, что я ахаю от удивления. Должно быть, почувствовав, что за ним наблюдают, мужчина резко поворачивается ко мне передом, и я едва сдерживаюсь, чтобы не закрыть лицо руками от ужаса. Я собираю волю в кулак и напряженно смотрю ему в глаза. Не думаю, что сумею когда-нибудь стереть из памяти эту картину. Она займет достойное место в галерее моих воспоминаний рядом с Карлом в одних трусах а-ля Гомер Симпсон. Сколько еще пожилых мужчин мне доведется увидеть в неглиже? Боюсь, как бы это не стало традицией.