Марек Хальтер - Ночь с вождем, или Роль длиною в жизнь

Марина со вздохом откинулась на подушку. Теперь она разглядела в темноте фигуру старухи, сидящей на ее кровати. Ощущение от компресса было приятным, уже не так сильно стучало в висках.

— Спасибо…

— Тебя вырвало у входной двери. Не ожидала от тебя такого.

— Простите!

— Есть за что.

Сочувственный тон бабушки Липы явно не вязался со словами осуждения. Она даже, кажется, улыбалась. Бабушка Липа отняла руку от Марининого лба и взяла что-то с пола.

— Выпей.

Маринины пальцы уперлись в стакан.

— Что это?

— Пей.

Марина поднесла стакан ко рту. Она вспомнила о поцелуе Левина и об исчезновении Эпрона и тут же услышала слова бабушки Липы:

— Американец, мистер доктор Эпрон, как его Надя зовет, вернулся ночью на своем грузовике. С женщиной и ребенком. У мальчишки нет одной ноги. Он на японской мине подорвался, когда рыбу на Амуре ловил. Американец не мог ему там помочь и сюда привез. У того могла начаться гангрена. Но мистер доктор Эпрон два дня без сна ехал, да еще останавливался все время, потому что у парня не переставала течь кровь. Приехал и тут же сделал операцию, даже не отдохнув. Его все пришли поздравить. Даже Зощенко.

Бабушка Липа усмехнулась и встала с кровати:

— Теперь ты в курсе и сможешь спокойно уснуть. От любви можно плакать и напиваться. Это помогает. Но выспаться еще лучше.

На следующий день в «Биробиджанской звезде», которая теперь выходила только по-русски, были опубликованы праздничные речи и фоторепортажи с митинга и бала. Небольшая заметка на последней странице сообщала о мужественном поступке Эпрона. Не испугавшись коварного минного поля, которое японцы оставили на берегу Амура, американский врач спас от страшной смерти шестнадцатилетнего подростка Льва Ватрушева. На другой день газета вновь печатала материалы о празднике, причем четыре страницы были полностью посвящены труппе ГОСЕТа и его революционной постановке «Тевье». На первой полосе красовалось фото сияющего Левина на авансцене, победно держащего Марину за руку. Далее шло интервью, где Левин объяснял всю современность и глубокий политический смысл его новой постановки. Он также сообщал о предстоящей поездке в Москву, куда он был приглашен «высоким руководством отдела культуры ЦК». А на последней странице скромная фотография матери спасенного подростка соседствовала с ее рассказом о том, как доктору Эпрону пришлось прямо в кузове грузовика ампутировать ногу ее сыну и целую ночь бороться с кровотечением. В статье говорилось, что подросток все еще находится между жизнью и смертью и около него круглосуточно дежурит персонал больницы.

Целую неделю газета давала информацию о состоянии здоровья парня. Наконец в новой статье крупным шрифтом было напечатано, что опасность миновала, опасений за жизнь пациента больше нет и ему скоро понадобится подходящий по размеру протез. Автор статьи полагал, что эту благородную патриотическую миссию следует возложить на одного из биробиджанских мастеров столярного дела. Тут же, на целый разворот, была помещена хвалебная статья самого секретаря обкома Приобиной о биробиджанской больнице. Все остальные полосы были отданы новостям с фронта и последним стратегическим решениям товарища Сталина. На Украине армия с тяжелыми боями наступала в районе Донца и на киевском направлении. В общежитии Надя ежедневно с энтузиазмом рассказывала, как врачи спасают подорвавшегося на мине подростка. Как только Левин уехал, она, подбадриваемая Бэллой и бабушкой Липой, побежала в больницу, чтобы предложить свою помощь. Старшая медсестра охотно приняла ее. Мистер доктор Эпрон обещал лично подготовить Надю к экзаменам на курсы медсестер при Хабаровском мединституте. А пока Надя стала одной из четырех сиделок, которые круглосуточно дежурили около пострадавшего подростка.

Когда Надя начинала расхваливать подвиги американца, Марина ловила на себе взгляды Бэллы и бабушки Липы, в которых угадывались то легкая насмешка, то намек на соучастие. И только. Со дня праздника баба Липа ни разу не напомнила Марине, как та напилась. А Марина так и не видела Майкла, ведь у нее больше не было благовидного предлога, чтобы выходить по вечерам: репетиции окончились. Тем более она не могла показаться в больнице.

Но однажды утром она обнаружила за ставней, где ей случалось зимой находить приглашения на свидания, новую записку. Сердце у нее часто забилось: она узнала почерк Эпрона, всего несколько строчек. Он просил ее проявить терпение и быть осторожной. Он был слишком на виду у всех: у мужчин и у женщин. Партийный комитет все время подсылал к нему визитеров. Такова, по его словам, была расплата за обретенную славу. Но скоро, как он считал, интерес к нему будет исчерпан… «Потерпи, любимая. Ты со мной всегда, и днем, и ночью», — писал он, смешивая идиш и русский.