Константин Шеметов - Ослик Иисуса Христа

Взять те же «Игры» («Голодные игры»). Одного этого фильма уже было бы достаточно, чтобы возненавидеть насилие, прозреть (к чему всё идёт) и покончить наконец с диктатурой. «Игры» имели прекрасный прокат по всему миру, включая страны с диктаторскими режимами – от РФ до Уганды. Но нет – не дошло. Или зритель отупел, или действительно – слишком много динамики в киноискусстве. Человек искренне сочувствует героям или восторгается ими, но на этом и всё. Ему бы роман почитать, да кто ж будет читать Сьюзен Коллинз (это на Западе у неё миллионные тиражи, но не здесь)? Те, кто читает Сьюзен Коллинз «здесь» – уже давно на Сахарова, Болотной или Майдане (ждут остальных, а их всё нет).

Неспособность понять суть событий становится привычкой. После просмотра тысячи фильмов, спектаклей и цирковых представлений среднестатистический обыватель не желает ничего понимать и отдаётся на волю эмоции. «Если я так чувствую – значит так и есть», – думает он.

Вот вам и два способа восприятия мира: одни думают, другие чувствуют («статическое» и «динамическое» искусство). Но не стоит драматизировать. Обе модели, по крайней мере, не лишены человеческого. И те, и другие сочувствуют Гипатии, убитой христианами, Аристотелю, застреленному римским солдатом, а кое-кто сопереживает и современным узникам совести – от Иосифа Бродского до академика Васильева.

И те, кто читает Коллинз, и приверженцы «цирка» в конечном итоге – обыкновенные люди. Они, безусловно, хотят счастья (пусть бы и сиюминутного), а значит, не безнадёжны. Образно выражаясь, все они видят слабое свечение Большого взрыва.

«Уже неплохо», – заключает Лиз Рэйчел.

Как выяснилось, Рэйчел писала Генри не просто так, а под впечатлением его последних патентов касательно «виртуального перемещения во времени», да и вообще под впечатлением его работы последних лет.

«Слабое свечение Большого взрыва как встречный свет», – будто вторил Лиз Ослик. Он словно разглядывал снимки галактик, изготовленных космическим телескопом «Джеймс Уэбб», и размышлял о сиюминутном счастье.

Склонность человека к «сиюминутности» в его понимании была естественной (чем-то вроде рефлекса), и Ослик вскоре придумал ей ироничное объяснение. «Как известно, – рассуждал он, – Вселенная состоит из элементарных частиц. Движение элементарных частиц носит случайный характер, их поведение непредсказуемо. Вот и выходит – счастье здесь и сейчас. В следующий момент картина изменится, и уже, как знать – будешь ли ты когда-нибудь счастлив? Наблюдение за элементарными частицами, таким образом – единственно разумный способ жизни».

Генри то и дело возвращался к письму Лиз и, памятуя о бесконечных бедах человечества, задавался всё тем же вопросом: как сделать «сиюминутность» (счастливую сиюминутность) перманентной? Непростой вопрос. Хотя, был один способ.

Не ахти какой, но способ был, и заключался он в следующем: если долго наблюдать за движением элементарных частиц, рано или поздно обнаружится вероятностный закон их движения. Поняв гистограмму (разочаровавшись), человек прекращает всякую борьбу, но зато время от времени переживает совпадения. Как правило, совпадают ход его мысли и реальные события. Эти совпадения весьма редки, но также и приносят необыкновенную радость. В отличие от мимолётного счастья такая радость длится гораздо дольше и почти всегда перекрывает интервал упадка.

Вот и сегодня, закрывшись в своём кабинете в Ширнессе и поставив старые записи Emery (группа из США, Южная Каролина), Ослик испытал радость совпадения. Прислушавшись к композиции «Can’t Stop the Killer» («Убийцу не остановишь»), Генри вдруг ясно представил архитектуру своего «навигатора во времени». Недостающая часть общего замысла словно явилась к нему из музыки.

Ослик не знал, кого и благодарить: то ли Emery и случай, то ли Лиз Рэйчел (с её письмом о сиюминутном счастье), то ли Ингрид Ренар, любовь к которой обостряла его чувства (и разум?). «В будущем, – надеялся Генри, – метафизика совпадения забудется, но свет (встречный свет радости) – как был, так и останется вполне доходчивым уроком в воображаемой „школе искусств“». Ослик намеренно покажет этот «свет» своим «абонентам», и те, несомненно, чуть поумнеют, притянувшись к разумному, а если повезёт, то и к прекрасному.

Глядя на ужасы будущего (воодушевился Ослик), сиюминутное счастье и в самом деле может стать перманентным.

В представлении Исаака Ньютона притяжение тел обуславливалось принципиальным различием их масс: существенно более тяжёлый предмет притягивает несоизмеримо малый. Объяснить природу притяжения он не смог и поэтому ограничился Божественным Началом. Теория касалась, в том числе, безвоздушного пространства. Вселенский Космос да Иисус Христос, короче – на этом учёный и остановился. Массив ограничений в то время был ровно таким, чтобы не сгореть на костре. Так что претензий к Ньютону нет и быть не может (гравитацией управляет Бог – идеальный случай перманентности счастья).