Александр Ольбик - Ящик Пандоры

Однако на девятину не приехала Сара, о чем не преминула вспомнить и огласить Медея. Она снова начала плакать, жаловаться на Сару, которая прячет от нее Сашу и Машу, что жизнь разваливается на глазах и никому до этого нет дела.

Когда половина приготовленной закуски была оприходована, когда содержимое бутылок значительно поисчерпалось, из-за стола вышел Олигарх и отправился на лавочку. Военный маневр. Через десять минут от стола отошла и Медея, якобы за тем, чтобы принести хлеба. Дарий видел, как из-за кустов девясила они быстро сиганули в дом, и стал ждать мгновения, когда фасад покачнется, углы дома вздрогнут и начнутся тектонические толчки, эпицентром которых будет широченная кровать Медеи.

Пандора, по своему обыкновению, следила за облаками и видела в их отсветах первые признаки весны, хотя осень еще по-настоящему и не началась. Но так она чувствовала времена года. В какое-то мгновение наступила тишина, и лишь липы с кленом и березками пытались что-то нашептать севшему на карниз дома старому ворону. Он всегда здесь, знает, мудрый клюв, что после того как люди скроются в своей коробке, он вволю налакомится тем, что останется на столе и возле него. И сорока прилетит, и стайка воробьев, но сначала полным хозяином трофеев будет он – ворон…

Дарий, предпочитая водке вино, был почти трезв, и это наводило скуку. Он поднялся и, сказав Пандоре, «сейчас приду», вышел из-за стола и отправился в сторону дороги. Ему хотелось остаться одному, не быть ни перед кем в долгу – ни в разговорах, ни в мыслях, ни тем более в ощущениях остановившегося времени. Он прошел до березовой рощицы и не преминул остановиться около своей подопечной белоствольной красавицы, которую он обнял и прижался к ней так, чтобы и Артефакт почувствовал ее близость. Он попросил дерево помочь ему обрести покой и, если это в его силах, сделать так, чтобы избавиться от недуга. И он еще теснее прильнул к березе.

В магазине он купил три бутылки вина, одну из которых попросил продавщицу открыть и которую, возвращаясь домой, он наполовину выпил. В палисаднике еще были люди, которые больше походили на тени, а длинные тени деревьев походили на лежащих людей… Слышался смех Пандоры, и в нем Дарию почудился крик о спасении или даже мольба, смысл которой для него был непонятен. За столом уже не было ни Григориана, ни Легионера с женой, лишь Модеста, склонив на грудь голову, распустив на кофту слюни, мерно спала.

Пахло застоявшимися салатами, прогорклым дымком от брошенной в тарелку с сардинами непогашенной сигареты. Втроем – Дарий, Пандора и Конкордия – продолжили выпаривание из тел и души зловредных для них апатии и неопределенности. Они пили вино, Дарий курил и прислушивался к несшемуся из окон Флориана бельканто – рождественской песни «Мария сушит пеленки» в исполнении Карузо. А взгляд его параллельно слуху услаждался тем, что через вырез в блузке Конкордии выпирало наружу. Смуглые, налитые соком неизведанной жизни сиськи. Он облизнулся и сглотнул подступившую к зубам слюну. А между тем, если бы он не был так занят созерцанием холмов Венеры… то бишь холмов Конкордии, он обязательно увидел бы, какие алчные взгляды бросает на грудь Конкордии его Пандора. Шалавы, одна другой стоит. И когда обе женщины поднялись и под предлогом сходить в туалет скрылись в доме, Дарий в одиночку, с приливом тоски и непонимания смысла всего сущего, пил вино, курил, бросал во́рону кусочки хлеба и под не обыкновенно своевременную мелодию Карузо (или какого-то другого итальянского вокализа…) был преисполнен элегии и умиротворения. Он видел, как из дома вывалилась кургузая плоть Олигарха, ныряющим шагом преодолевшего дорожку и выбежавшего за калитку, как на кухне Медеи зажегся свет, как Медея закуривала сигарету и трясущимися руками пыталась налить в рюмку водки, как… Впрочем, ничего интересного, если не считать прошедшего по улице Че, ведущего за руль велосипед. Простые фрагменты ничего не объясняющей жизни. Но где же Пандора с Конкордией? Взяв со стола бутылку вина, сигареты с зажигалкой, он направился к себе домой. Его сопровождали сумерки, и первая, только-только народившаяся звездочка, и это для него было обнадеживающим знаком…

Когда он вошел в квартиру и, не зажигая в прихожей света, прошел в комнату, его поразил аромат смешанных духов, которые накануне исходили от Пандоры и Конкордии. Он включил свет и увидел почти фантастическую для себя картинку: Конкордия, побледневшая, с закрытыми глазами, сидела, откинувшись спиной к стене, а Пандора, припав к ее обнаженной груди, делала такие же движения, какие обычно совершал с Пандорой сам Дарий, предваряя ламбаду. Но что ему показалось еще более фантастичным, так это то, что ни та ни другая никак не отреагировали на включенный свет, а продолжали пребывать в нирване, предаваясь упоению снизошедшего на них искушения одновидовой любви.