Валери Тонг Куонг - Провидение

– Альбер, помоги! – истошно вопит Клелия.

Она хорошая пловчиха. Течение сильное, но она вполне способна сама с ним справиться. Многие дети уже выбрались на берег.

– Помоги мне, Альбер! – опять кричит Клелия. – Я водоворотов боюсь!

Мне хватило бы пяти взмахов, чтобы я добрался до Ингвара, одного посреди реки. Но мама просила меня оберегать Клелию.

Нырнув в ее сторону, я стараюсь лгать себе. Держись, Ингвар. Я исполню свой долг и вернусь за тобой. Ты сильный. Я здесь, broder.

Клелия на берегу и уже занята расчесыванием своих промокших волос. Крики инструкторов: Ингвар! Клокочущая, пустынная река. Я ныряю. Мои открытые глаза обжигает взбаламученной грязью. Кожу хлещут водоросли. Ингвар! Ингвар! Чья-то рука хватает меня за лодыжку. Это один из инструкторов, он взбешен.

– Вылезай из воды, Альбер!

Я отказываюсь, отбиваюсь, я не вернусь без Ингвара, ни за что, но инструктор сильнее и хватает меня за волосы: «Проклятье, Альбер, ты не считаешь, что нам и без того хватает неприятностей?»

Тело Ингвара нашли через две недели, в нескольких километрах оттуда – лицо опухло, руки-ноги вывернуты. Я узнал это из газет: мы вернулись домой в тот же самый день, когда разыгралась драма. Обвинили директора летнего лагеря, проектировщика моста и того, кто должен был содержать его в исправности, а также мэра и других. На фотографиях все они выглядели искренне сокрушенными. Меня никто не упоминал. Никто не показывал на меня пальцем. Я не существовал. Единственный свидетель моей слабости погиб. Ингвар погиб.

Жизнь продолжилась с того места, где я ее оставил, с начала лета. Я вошел в свою тюрьму.

– Здравствуй, дядя Альбер, – говорит Дан.

Он указывает на серебряный поднос, на котором кофейный сервиз, апельсиновый сок и печенье.

– Я взял на себя смелость попросить это. Налить тебе кофе?

– Нет, спасибо, Дан. Я ценю твою заботу, поверь мне.

Его взгляд меняется. Он обеспокоен. Ему не понравилась моя реплика, а может, эта чуточка горькой иронии за моей улыбкой. Клелия тоже кривится. Воцаряется молчание. Двадцать, тридцать секунд, нескончаемая пауза. Любо-дорого видеть их замешательство. Каждый, должно быть, теряется в предположениях. Я смотрю на них долгим испытующим взглядом, переводя его с одного на другого. Колени Клелии начинают подрагивать под юбкой ее элегантного костюма. Входит нотариус с толстой папкой в руках. Он еще не знает, что все это уже не имеет никакого смысла. Он считает, что может уладить дело за полчаса и по завершении дела получить прекрасный чек. Он пожимает мне руку с неподдельной теплотой.

– Ну что ж, – говорит он, – думаю, мы все в сборе?

– Несомненно, мэтр.

Он садится. Его кожаное кресло так просторно, что ему трудно заполнить его целиком.

– Итак, дамы-господа, мы собрались сегодня по просьбе господина Фёна, который пожелал решить вопрос о наследовании.

Лица проясняются. Клелия подавляет улыбку. Ясно как божий день. Вот и добрались, думает она. Он таки выплюнет свое состояние. Немного терпения, и все будет улажено, оно наше, а дальше – жизнь в замке, икра ложками, шикарные бутики, круизы в каюте первого класса.

И пока им сводит животы от возбуждения, мой мозг напряженно работает. Я должен сделать это быстро. Проявить изобретательность. Пришла пора показать, что ты архитектор, Альбер. Учти поля силы, степень сопротивления, рассчитай риск образования трещин. Цель – полное уничтожение здания.

– Так я передам вам слово, господин Фён?

– Благодарю, мэтр.

Еще несколько секунд. Полюбоваться на эти три полуоткрытых рта, послушать прерывистое дыхание.

И наконец:

– Мэтр, для начала прошу прощения за то, что из-за меня ваша работа пошла насмарку.

Представьте себе, мои дорогие, что я внес последнее изменение. Совсем новое, совсем свежее, только что с пылу с жару.

Нотариус хмурится.

– Насмарку? В каком смысле, господин Фён? До какой степени?

– До такой степени, мэтр, что все выбрасываем и начинаем заново.

Я поворачиваюсь к своей семье.

– Клелия, Фредерик, я прекрасно знаю, что вы рассчитываете на мою скорую кончину, чтобы поправить свои дела.

– Да ладно тебе, что ты выдумываешь! – протестует мой шурин. – Мы искренне огорчены тем, что случилось.

– Умолкни, – обрывает его Клелия с досадой. – Дай ему продолжить.

– Я не хочу вас разочаровывать. Поэтому решил оставить вам после своей смерти ежемесячную ренту в пятьсот евро.

– Минуточку, – встревает нотариус, чьи глаза готовы вылезти из орбит, – вы сказали пятьсот евро? Понимаете ли вы под этим ренту в пятьсот евро на двоих или же для каждого?