Ладислав Баллек - Помощник. Книга о Паланке

Он внимательно следил за ней. Думал: куда же это она клонит? Обычно-то издалека она не начинает… обычно делает вид, что все может решить одна. Сама руководит Волентом, а его, Речана, ни о чем не спрашивает… Может быть, это Волент хочет, чтобы он, мастер, сам что-то решил?

— А в чем дело-то? — спросил Речан.

— Скажи, Волентко, мастер хочет знать, — сказала жена.

Волент, спокойно сидя за столом, с сигаретой и стаканчиком вина, повторил то, что говорил в конце зимы, когда закололи последнего поросенка собственного откорма. Здесь же, за этим большим обеденным столом, он предложил тогда арендовать старый хутор, что в акациевом лесу, довольно далеко, за Конским поместьем. Это заброшенное место, он, между прочим, осматривал. Никто туда не ходит круглый год. Точно, не ходит, подчеркнул Волент, об этом он говорил и с лесником Крупой из малого лесничества, который управляет этим участком. Лесник — мужик смекалистый, сразу понял, что Волент-бачи, засмеялся рассказчик, чего-то хочет. Сейчас, в конце зимы, говорил в тот раз Ланчарич, надо бы привести в порядок этот дом из кирпича-сырца, в первую очередь прогнившую в нескольких местах соломенную крышу, а в двух амбарах устроить свинарники. Свиней для откорма он раздобудет, и корову туда тоже надо бы купить. Для молока. Ну и, само собой, понадобится один батрак. Представляет ли он, Речан, как это выгодно?

Когда мясник услышал об этом впервые, он засмеялся: план так ошеломил его, что он был не в состоянии даже протестовать, лишь отложил решение на неопределенный срок. Он надеялся, что Волент поймет его правильно и отстанет.

И вот он слышит: все приготовлено, можно начинать, пусть он просто скажет — да, лесник Крупа согласен, правда, небезвозмездно и пока что на один этот год, и человек, который бы вел их тайное хозяйство, у Волента тоже есть. Бывший сторож с виноградников, которого подстрелил собственный друг-приятель из-за жены, а та все равно его бросила, и мужик буквально мечтает исчезнуть с глаз долой на какое-то достаточно продолжительное время.

Выложив это, Волент важно смолк, жена с дочерью довольно улыбались. Да, и дочь тоже, хотя ее это явно не волновало так, как мать. Но ее опьянило сознание собственной значительности, потому что и мать, и Волент настаивали на ее присутствии, хорошо зная, как сильно она влияет на отца.

Речан побледнел и, возмущенный, даже не вспомнил о ней. Едва овладев собой, он выкрикнул:

— Ни за что! Не желаю попасть в каталажку.

Встал и, нагнув голову, вышел, чтобы женщины не принялись за него, хотя, скорее всего, он вышел потому, что ему вдруг стало совестно, что на всех трех лицах он вызвал такое разочарование.

Уже подымаясь по лестнице на застекленную веранду, он, упрямо шагая через две ступеньки, засомневался, вежливо ли и достойно ли, справедливо и рассудительно ли он только что поступил, но в душе просто ликовал от собственной смелости. Наконец-то он сказал: нет! Он здесь главный, он за все отвечает, он должен быть благоразумным! Они захотели слишком много! Что они, ошалели? Чего им не хватает? Чего? На самом деле хотят, чтобы его посадили? Совсем с ума сошли! Да он от страха сон бы потерял.

Речан сел в кресло, закинул голову и, не двигаясь, смотрел в потолок, но ничего не видел, даже того, что по нему ползают мухи, как раз по световому пятну, отражающему открытое окно.

Реагировал резко, вскочил и убежал, как мальчишка, они, конечно, поймут, что все это для того, чтобы избавиться от их уговоров. Убежал как мальчишка, вел себя как та птица, что при опасности прячет голову в песок. Смешная птица, в самом деле! Голову, маленькую головку и клюв засунет в песок и думает, что спрятала и свое большое тело. Ну вот, и он так… ну и пусть, важно, что он отказался! Не даст водить себя на поводу! Не позволит делать за его спиной, что им вздумается, иначе от мыслей о том, что еще они могут натворить, он потеряет сон.

Мясник вздохнул и попытался думать о другом. Начал спокойнее оглядываться вокруг. Ох, хорошо, как славно он поступил, что купил этот дом! Теперь ему есть куда спрятаться от них. И как здорово сидеть здесь так высоко, попивать вино и смотреть в сад на раскидистые деревья, кусты и зеленые газоны. На самом деле, хорошо, что дочь настояла, чтобы он купил дом. В старом дворе ей больше всех докучали запахи бойни, дым, пар, вспененная кровь, стоны убиваемых животных, грубый язык мужиков, торговцев, мясников, дикий вой быков, которых дразнил Волент. При каждодневном убое скота, стонах, грохоте и крике она не могла, он это понимал, заниматься музыкой. Тот двор был уже не для нее.