Ладислав Баллек - Помощник. Книга о Паланке

Речан замахал рукой. Волент на минуту смолк. Отпил из стакана и продолжал:

— Мештер, я часто вру, но когда я сказал ему это, то не врал. Серьезно говорю. Ладно, замнем и лучше вернемся к торговле, идет?

Речан поднял голову и потер рукой лицо.

— Я ему наплел, что все не так, мол, просто вам, мол, надо поразмыслить, потому что подвертывается кое-что другое. Он сразу сказал, что дорого не запросит, и вы обязательно договоритесь, и он охотно сбавит, и сразу-де ему не надо, он подождет, что вы можете платить чем хотите, как вам будет удобно, главное, чтобы вы взяли мальчишку, и просил вас обязательно к нему зайти. Сегодня мы с ним опять встретились, и он снова начал свое. Мештерко, если вас интересует эта машина, то теперь можно туда сходить. Вы ему дадите пару-тройку бумажек, где на картинке тот чешский музыкант, как сказала барышня Эвичка, кое-что подкинем ему из нашей ямы… ну, а я достану ему запчастей и новый брезент для его «мерседеса», который он хочет загнать одному врачу. Обеспечим его мясом, чтоб и жена его знала, что Фери не какой-нибудь бибас — дурак то есть.

Речан удивленно крутил головой. Все это было ужасно соблазнительно. Но, пожалуй, больше, чем о машине, он мечтал об ученике. Он загорелся уже тогда, когда Волент впервые завел об этом разговор. Ему сразу стало ясно, что он сделает все, чтобы ученик у него был. Он мечтал о нем, как мужчины мечтают о сыне. Ему не хватало таких отношений. Если он его возьмет, это, пожалуй, каким-то образом направит всю его жизнь. Что-то искупит. Ведь когда-то у него уже был ученик… Он вспомнил о дочери и окончательно решил взять ученика.

Волент словно понимал, о чем сейчас думает мастер.

— Что скажете насчет ученика, мештерко? — начал он. — Такой сопляк здесь всегда пригодится, вы сами говорили, так ведь? Кишки промоет, затопит…

— Да, да, ты прав, машина нам нужна… И мальчик здесь пригодится… А когда мы могли бы зайти к твоему приятелю?

— Вот вернусь с фелвидека, с гор, — удовлетворенно ответил Волент.

В хорошем настроении они снова принялись за работу. Оба были довольны, словно решили бог знает какое большое дело, и поэтому, наверно, временами думали друг о друге с одобрением. Речан-то уж во всяком случае, да у него было на это и больше причин.

Не прошло и часа, как Волент опять проголодался. Готовясь начинять первый зельц, он взял разваренного мяса и потрохов, порезал на маленькие кусочки, посыпал солью, черным, красным перцем и съел с ножа. Здесь он, конечно, всегда ел только с ножа, и даже любил это, несмотря на то что однажды, выпивши, порезал себе язык и неделю не мог разговаривать. Боли он не переносил, как большинство таких сильных на вид мужиков. Он стоял прямо под лампой, расставив ноги, и ел, запивая вином, орудовал острым как бритва ножом и весело болтал.

— Это вот одна машина… — он показал на голову. — Это другая… — он хлопнул себя по животу. — А это — третья… — показал ножом на пах. — И каждой кое-чего надо, разве нет? Я забочусь только о них… — Он так рассмеялся, что даже согнулся, и быстро зажевал, чтобы скорее запить. — Что была бы за жизнь, не будь у мужика этих машин?! А? Разве я не прав?

— А сердце? — спросил Речан. Он опирался руками о доски стола и довольно долго смотрел на вареные свиные сердца.

— Про него-то я и забыл. — Минуту ковырял ногтями в нижних зубах и снова посмотрел на Речана. Засмеялся: — Ну и его, конечно… — он показал на сердце, — будем считать машиной. Куда же мы его пристроим? Сюда?.. — Он показал на пах и снова засмеялся, но, увидев, что мастер не улыбается, перестал. — А ведь я никогда не видел, чтобы вы это ели… Вы что, этого не едите?

— Нет, никогда… Еще ни одного не съел, — ответил Речан тихо.

— Геть… а почему?

— Меня из-за сердца даже в армию не брали, и все равно я с детства не мог это есть.

— Хм… Сколько таких машин я уже вынул, сварил и съел! Но я действительно никогда о них не думал.

— А я только и делал, что думал…

Волент посмотрел на сердца, покрутил носом, головой, оттолкнул их от себя ножом и так смутился, что совсем перестал есть. Потом недовольно, хотя и с улыбкой, сказал:

— Ох, вижу, что с вами, мештерко, я вконец испорчусь. Когда я оттолкнул их от себя… — он ткнул рукой, — мне показалось, что над собой что-то сделал. Я так не могу… — упрямо покрутил он головой, — ведь я не кондитер… Я гентеш, я должен уметь торговать, мне так положено, хотя бы и против вашей воли, один из нас должен быть таким, это уж точно.

Речан усмехнулся. В заявлении Волента что-то ему не понравилось, но он не хотел сейчас думать об этом и ломал себе голову, как бы вернуть приказчику прежнее хорошее настроение. Он постарался пересилить себя, вымучил сердечную улыбку: дескать, все это шутки.