Ладислав Баллек - Помощник. Книга о Паланке

Речан смотрел в окно и быстро моргал. В минутной тишине, когда она схватилась за шею и захрипела, потому что у нее уже не было силы кричать дальше, он оглянулся, где у него лежит табак, чтобы закурить. Никогда еще он не слышал от нее такой ругани. Он потянулся за табаком, чтобы на дрожащих коленях скрутить сигарету.

Она.Останешься дома… (откашлялась) … в церковь не пойдешь, ляжешь в кровать и будешь лежать. А если придут жандармы… Если они придут, ты слушаешь меня?! Притворишься больным, ослом, кто ты и есть! Нигде, мол, не был, ничего не знаю. И что от Волента слышал, не знаешь, понял?!

Он не отвечал. Провел ладонью по вспотевшему черепу, закурил сигарету, втянул в себя дым и, как только почувствовал его в легких, раскашлялся, устало выдохнул и согнулся, ибо от этого гнусного дыма у него ослабел желудок.

Она.Слышишь ты, что я тебе говорю?

Он снова затянулся, хотя ему и не хотелось курить.

Жена вдруг так сильно стукнула по столу, что он чуть не вскрикнул.

Он (опомнившись). Так я говорю тебе, жена, что твоей и его воле настал конец.

Она (сначала со смехом, потом с криком). Чего-о-о-о! У тебя для этого, мой золотой, кишка тонка. А я говорю тебе, ты не будешь больше мне приказывать, я не позволю собой командовать тому, кто глупее меня!

Он (уже спокойно, качая головой). В полдень, когда придет Волент, я такое вам скажу, что вы оба у меня запрыгаете.

Она.Посмей только пикнуть!

Он.Ты совсем ума лишилась. Даже подумать страшно, что вы творите у меня за спиной, на какие спекуляции пускаетесь. Хорошо, что я не все знаю, а то пришлось бы лезть в петлю.

Она.Вот это было бы совсем неплохо, балбес тупоумный! Еще раз говорю, не лезь к Воленту с запрещениями, а то я с тобой такое сделаю, до смерти помнить будешь! И он еще позволяет себе приказывать?! Да только пикни! Ты же должен ему ноги целовать, столько он за тебя наработал! Только пикни, я тебе покажу, да собственная твоя дочь тебе скажет, чтобы ты закрыл дверь с другой стороны! Дурачина безмозглый! Ох уж и осточертел ты мне, балбес! Пустое место! И он будет еще грозить?! Ноль без палочки! Дубина стоеросовая! Разинь только рот! Да я вот этим утюгом размозжу твою пустую башку!

Крик душил его, растерянными глазами он искал что-то на мойке, что-то увесистое, но сразу же остановился.

Она.Надеешься прогнать Волента, как Палё, которого из-за тебя убили?! Ревнивец гнусный! Боялся, что он станет лучшим мастером, чем ты? Ревнивец! Тебя злило, что дочь видела только его? А здесь решил изображать из себя кроткую душу: мухи, мол не обидит? Но ты и здесь уже проявил себя, показал, кто ты есть, меня ведь не обманешь, не надейся… Тебя совесть мучит, что — нет? Но этот не Палё, этот с первых же дней был выше тебя на две головы, хотя здесь никому из нас ты в подметки не годишься. Здесь ты уже никому не ровня. Но того мальчика ты погубил, зверюга! Дочь тебе все когда-нибудь припомнит, ведь она ждет его, надеется, бедняжка, что он вернется. Только посмей слово сказать против Волента! Его мы с Эвой защитим от тебя, знай!

Он открыл рот, инстинктивно повернулся к приемнику и включил его. Но не успели лампы загореться, жена быстро наклонилась над ним и выключила приемник, крикнув: «Ты меня слушай!»

Он заметил, что она выключила приемник, и снова протянул к нему руку. И снова увидел, как протянулась ее мясистая рука. Огонек погас. Тогда он энергично, сердито повернул ручку, так что чуть не сломал.

Она.Мать твою!..

Он услышал ее дикий выкрик и хотел обернуться, но в этот миг она изо всей силы хлопнула его ладонью по затылку.

Когда мать с дочерью вернулись, отца дома не было. Речанова, не входя в дом, велела дочери посмотреть, готов ли обед, а сама пошла в сад, якобы погулять. Дочь вернулась и сказала ей то, что узнала от служанки:

— Мама, а отец куда-то ушел. Говорит, он, мол, был пьяный… или еще что, но шел по стенке…

— Значит, ему плохо стало, — ответила ей мать хладнокровно. — Волентко проворонил какую-то хорошую сделку и машину запорол. Думаю, он к врачу отправился — сердце, видать, забарахлило. Пошли домой, обедать пора.

— К какому же врачу он пошел? — вдруг заволновалась дочь.

Мать удивилась, считая, что дочь вообще не интересуется отцом.

— Ну, скорей всего, к этому… к Хоранскому, что на нашей улице, он ведь принимает весь день…

— Ты думаешь, сердце?

— Скорей всего, он уже давно на него жалуется. Как-то ему даже дурно стало, слабость появилась.