Джумпа Лахири - Низина

— Я сейчас приду.

— Сегодня можешь не торопиться, — произнесла свекровь.

— Почему?

— От тебя все равно толку не будет. — Она сокрушенно покачала головой. — Умная вроде девочка. По крайней мере, так он нам говорил, когда женился на тебе. А не понимаешь таких простых вещей.

— Чего я не понимаю?

Свекровь уже направлялась к двери, но на пороге обернулась и бросила:

— Теперь будь осторожней. В ванной, на лестнице.

— Теперь?..

— Да. Ты скоро будешь матерью.

С самого начала их супружеской жизни одну неделю каждого месяца он не прикасался к ней, попросил ее вести записи таких дней и говорить ему, когда безопасно.

Он обещал обязательно завести детей, но только когда революция завершится успешно. В последние же недели перед его гибелью, когда он прятался в доме на нелегальном положении, они сбились со счету в отслеживании таких дней.

Гори обладала врожденным чувством времени. И она очень легко запоминала другие абстрактные понятия — цифры и буквы алфавита, и английского, и бенгальского. Эти понятия существовали у нее в мозгу звеньями какой-то определенной цепочки. Месяцы располагались в круговом порядке, словно на космической орбите.

Каждое понятие в ее мозгу имело какую-то свою физическую, трехмерную топографию. Поэтому она с самого детства могла считать, писать малознакомые слова, извлекать что-то из памяти или представлять что-то в будущем, только сопрягая их с определенным местонахождением в ее голове.

Основным понятием у нее считалось время — и прошедшее, и будущее, по нему она ориентировалась. Ограниченное пространство ее собственной жизни как бы пропускалось через эти безграничные спектры несущихся лет. Справа располагалось недавнее прошедшее — год, когда она познакомилась с Удаяном, а дальше за ним — все предшествовавшие годы, когда она жила без Удаяна. За теми годами был год ее рождения — 1948, — а за ним все годы и столетия, его предварявшие.

Слева у нее находилось будущее — место, где ее смерть неизвестно когда, но обязательно явится конечной точкой. Через девять месяцев у нее должен был родиться ребенок. Но его жизнь уже началась, его сердце уже билось, создав отдельную ответвлявшуюся линию, устремленную далеко вперед. Жизнь Удаяна, которого больше не было рядом с ней, прервалась в октябре 1971 года, а в ее мыслях представлялась в виде условной могилы.

Вот настоящее время, лишенное какой-либо перспективы, не обозначалось у нее в мозгу никак. Невнятным смутным пятном оно маячило где-то за ее плечом. Какой-то пробел в ее системе обзора. Зато будущее вполне виделось, оно разворачивалось и наращивалось в поступательном движении.

Ей хотелось не замечать его, хотелось, чтобы дни и месяцы впереди остановились. Но ее остальная жизнь — жизнь в настоящем и в прошлом времени — продолжалась, приумножая временные спектры у нее в мозгу. Это происходило против ее воли.

Гори порой казалось: когда-нибудь один из дней не придет на смену предыдущему, и вместе с тем она со всей определенностью знала — придет. Она как будто удерживала собственное дыхание — как это делал Удаян, когда прятался под водой в низине. Удерживала, а все равно немного дышала. Как и время, которое вроде бы стоит, а на самом деле идет, какая-то неосознанная еще ею до конца часть ее тела вдыхала кислород, заставляла жить.

На следующий день после разговора с Гори Субхаш впервые за все время после приезда выбрался один в город. Он отнес подаренные ему родителями отрезы ткани — свои и Удаяновы — в швейное ателье. Ему не требовались новые рубашки и брюки, но он подумал: зачем пропадать материи? Его родители очень удивились, когда узнали, что в Америке почти никто не шьет себе одежду у портных, а все покупают готовую. Это была единственная подробность его американской жизни, на которую родители так откровенно прореагировали.

Он прошелся пешком, не откликаясь на зазывные крики уличных лоточников, потом на трамвае доехал до Бэллиганга. Там их дальние родственники держали швейное ателье, туда они с Удаяном ходили всегда вместе раз в год. Длинный прилавок, примерочная в углу и стойка с готовым платьем на вешалках.

Субхаш сделал заказ и подождал, пока портной быстренько зарисовал у себя в тетрадке фасоны и прикрепил к отрезам заполненные квитанции.

Больше в городе ему делать было нечего. После поведанного во всех подробностях рассказа Гори его здесь больше ничего не интересовало.