Альберто Моравиа - Скука

— А почему здесь, почему бы нам не пройти в гос­тиную?

Казалось, мать не расслышала моего вопроса. Она села за стол и знаком попросила меня занять место на­против, в кресле, предназначенном для ее собеседника во время деловых переговоров. Потом пошарила в сумке, вынула ключ, слегка откинувшись, отперла и выдвинула ящик письменного стола и извлекла оттуда узкую длин­ную черную тетрадь, поразившую меня своим видом: было в ней что-то наводившее на мысль о религиозных ритуалах. Я тут же вспомнил, что это была та самая тет­радь, где в идеальном порядке было заприходовано все принадлежавшее нам имущество. Мать задвинула ящик, положила тетрадь перед собой, пристально взглянула на меня глазами, остекленевшими более, чем обычно, по­том сказала:

— Ты только что спрашивал, богаты мы или нет, но при горничной я не хотела говорить. Однако я все равно довольна, что ты меня об этом спросил. Сейчас я пред­ставлю тебе все сведения, какие ты только пожелаешь, потому что, — добавила она неожиданно деловым голо­сом, — самым большим моим желанием как раз всегда и было, чтобы ты помогал мне в управлении делами, чтобы ты, немного попрактиковавшись, кое в чем меня заме­нил. Тем более что ты бросил живопись и, следовательно, у тебя теперь будет время.

При последних словах я вздрогнул: с каким спокой­ствием, с каким удовлетворением мать произнесла: «Ты бросил живопись»; она совершенно не понимала, что это было все равно что сказать: «Ты бросил жить». И уже без прежней задиристости, даже сделав над собой некоторое усилие, я сказал:

— Ну так и что, богаты мы или нет?

Некоторое время она молчала, глядя на меня со странной торжественностью. Потом наклонилась ко мне и понизила голос:

— Мы не просто богаты, Дино, мы очень богаты. Бла­годаря твоей матери, ты сегодня очень богатый человек.

— Что значит «очень богатый»?

— «Очень богатый» значит нечто большее, чем про­сто богатый.

— Но нечто меньшее, чем богатейший?

— Да, нечто меньшее.

Мать говорила сейчас с некоторой рассеянностью. Нацепив монашеского вида очки в золотой оправе, она листала страницы своей черной тетради.

— Впрочем, только цифры дадут тебе понять… итак… где же это… а, вот оно, так вот, только цифры дадут тебе понять, что значит «очень богатый».

Я понял, что она собирается представить мне обе­щанную информацию, и внезапно почувствовал неудер­жимое отвращение.

— Нет, Бога ради, не надо, — торопливо воскликнул я, — я не хочу знать, что такое «очень богатый». Я верю тебе на слово.

Мать подняла глаза от тетради, сняла очки и посмот­рела на меня.

— Но ты должен это знать, хотя бы для того, чтобы, как я уже говорила, помогать мне вести дело.

Я чуть было не заорал: «Да не желаю я тебе помо­гать!», но тут, к счастью, вошла Рита, неся на подносе кофе. При виде Риты мать снова замолчала — как свя­щенник при виде неверующего. Резко захлопнув тетрадь, она сказала:

— Разливайте кофе, Рита.

И пока Рита, стоя около меня, наливала в чашечки кофе, я все думал, как мне избежать этого кошмара, то есть объяснения того, что значит «очень богатый». Рита снова стояла ко мне очень близко, почти касаясь ногой моего колена. Потом, повернувшись ко мне, она протя­нула чашку. Рука у меня непроизвольно дернулась, чаш­ка опрокинулась на блюдечко, и кофе пролился прямо на мои светлые брюки, ногам сразу стало горячо и мокро.

— Черт возьми, — воскликнул я, притворяясь огор­ченным, — мои брюки!

— Рита, неужели нельзя поосторожнее, — упрекнула ее мать, не успевшая понять, что случилось.

Я поторопился вмешаться:

— Рита тут ни при чем, это я сам. Но так или иначе, на брюках теперь останется пятно.

— Ничего страшного, — сказала Рита, — кофе был без сахара, я сейчас принесу воды и ототру.

Это предложение не понравилось матери, которая тут же властно возразила своим неприятным голосом:

— Ни в коем случае. Пятно не сводят прямо на чело­веке. Синьор Дино снимет брюки, вы их выстираете и отгладите.

Я взглянул на Риту, которая стояла около стола, лицо ее выражало смиренное послушание; она сказала совер­шенно серьезно:

— Синьор Дино снимет брюки прямо сейчас или мне подождать?

— От кофе может остаться пятно, — сказала мать, — будет лучше, Дино, если ты снимешь их сразу.

— Но не могу же я снимать их прямо здесь, посреди гостиной?

Я увидел, что Рита отвернулась, может быть, для того, чтобы скрыть улыбку. Мать сказала:

— Так поди в свою комнату, там сними брюки и отдай их Рите. Потом надень халат — он висит в шкафу — и спускайся вниз. Тем временем я приготовлю документы, которые мне нужно тебе показать.