Крис Вормвуд - По дорожкам битого стекла

Мы начали увлекаться психоделическими наркотиками, в частности имевшимися в наших лесах грибами. Лис писал очень странные тексты, смысл которых порой оставался тайной даже для меня. Отчаянье, боль и красота этого мира. Он совершенно не чурался экспериментов со звучанием, используя в нашей музыке самые разные инструменты и техники. Лис долго не хотел выступать по местным андеграундным клубам, ему куда ближе были улицы и переходы. Этим он зарабатывал себе на жизнь, так как презирал любую другую работу. А я к тому времени постепенно завязывал с продажей травы, не желая портить свою карму. Мой круг общения постепенно менялся, куда меньше понтующихся малолеток, больше взрослых и разумных людей.

Наш маленький бенд из трёх человек выходил на тесные сцены полутёмных клубов. Нас слушали сидя, никто не кидался нижним бельём, но я чувствовал, что, как ни странно, нас понимают. Это была совершенно другая музыка и другой мир. Именно тогда я понял, что окончательно готов связать свою жизнь с рок-н-роллом, и мне не нужны все эти крайности в виде наркотиков или высшего образования. Я не верил, что смогу прожить так долго.

Все мы на тот момент были увлечены локальным успехам нашей группы, чтобы заметить странности, что происходят с Лисом. Я думал, он сильно устаёт от гастролей и записи альбома, но это было что-то глубже и серьёзнее. Видения его мира грозили расколоть череп изнутри. Кто-то держит их под контролем, но Лис воровал у них свою жизнь. Я видел, как каждое выступление выпивает его о капли. Я спрашивал: «Что случилось?», он отвечал, что всё идёт своим чередом. А потом Лиса просто не стало. Он уснул и больше не проснулся. Кровоизлияние в мозг.

И я столкнулся с другими реалиями. Все мы знаем, что где-то есть смерть. Мы даже почти смирились с мыслью, что умрём, но всё это кажется чем-то далёким, пока не умрёт кто-то из близких нам людей. «Ничего, зато он меня никогда не предаст», — тяжело вздохнул я, стоя на его могиле с простеньким деревянным крестом. За эти два года он дал мне больше, чем другие за всю жизнь.

Я давился странной тоской, катался всё время в трамваях по кругу, попивая портвейн. И никто мне больше не был нужен. Я научился жить в самом себе. Но однажды я плюнул на всё, сел в поезд и отправился в большой город, в надежде стать его безликой крупицей. В Москве я был лишь однажды и ничего кроме клуба и метро не запомнил вовсе. Так что это был странный эксперимент. И вот я стоял один посреди города возможностей и не знал, что мне делать дальше. Хотелось жрать, спать или вовсе сдохнуть. Я просто ходил по улицам и заглядывал в лица. Я не знаю, что я искал. Всем было совершенно на меня наплевать.

Я толком не помню, как познакомился с парочкой наркоманов, которые предложили мне пожить у них за символическую плату. Я их боялся, но они, очевидно, принимали меня за своего. Варили мет на кухне, радовались жизни и искали по квартире жучки и скрытые камеры. Глядя на них, мне не очень хотелось приобщаться к миру «винтовых». Я вечно переживал, что они могут у меня что-то спереть, поэтому делал себе тайники в паркете и спал в обнимку с басом. Я подрабатывал грузчиком в супермаркете. Тратил все деньги на пиво и еду, к концу первого месяца я начал ощущать этот бессмысленный круговорот жизни. Жить, чтобы жрать и спать, просто для того, чтобы на следующий день найти в себе силы пойти на работу.

Я пытался найти себе группу по объявлением в Сети. За время поисков я познакомился с огромным количеством придурков всех мастей. Наивные девы и готик-метал, кавер-группы престарелого русского рока, гаражные банды школьников, безликие хеви-метал группы с патриотическими текстами. Я думал, что сойду с ума. Я всё ненадолго осел в одной хард-рок команде, но вся их вторичность казалась мне слишком скучной. В итоге меня выгнали с формулировкой: «Из-за тебя у нас сбивается барабанщик». Как это, я до сих пор не понял.

Герман подобрал меня как раз вовремя, потому что я уже начал впадать в отчаянье, разочаровавшись в столичной сцене. Когда он ко мне подошёл я немного опешил, честно, понятие не имел, что такому готичному типу надо от меня. Он выглядел жутко, но чертовски круто. Никто из нас тогда и не знал, что это будет началом самой крепкой дружбы. А вот Макса я поначалу боялся. Он был из тех, кто выражает своё презрение всему миру, не сказав ни слова. Он будет долго присматриваться к незнакомому человеку, прежде чем решит, что тот достоин его слов.

Мы потусовались годик по Москве и по России. Этого времени нам хватило для того, чтобы понять, что здесь нам больше делать нечего.