Борис Хазанов - Город и сны. Книга прозы

Я спросил Мавру Глебовну – мы сидели за завтраком, и нелепая мысль, бесстыдное любопытство, а быть может, и неумение понять женскую душу заставили меня это сказать, я спросил: что она испытала в эту минуту? Она передернула плечами.

«А подробнее», – сказал я.

«Чего подробнее?»

«Что ты чувствуешь, – спросил я, – когда я…– Странным образом я все еще не мог найти нужное выражение. – Ну, когда мы…»

«Чего спрашиваешь-то? Небось сам знаешь».

И это был лучший ответ.

Ночью раздались выстрелы. Постоялец пробормотал: «Завтра, завтра…» Это были не выстрелы, а стук кулаком в дверь снаружи. Потом нетерпеливо застучали в окошко. Он выглянул, но ничего не было видно. Он спросил в сенях: «Кто там?» Голос ответил:

«Проверка документов».

«Утром приходите», – буркнул постоялец. Его ослепил фонарь, похожий на маленький прожектор. Двое в шинелях вошли в избу, один был с портфелем, другой держал пистолет и фонарь. Постоялец зажег керосиновую лампу, человек, вошедший первым, два кубаря, голубые петлицы, должность – ночной лейтенант, сидя боком к столу, перелистывал паспорт.

«Кто еще живет в доме?»

«Я один», – сказал приезжий.

«Сдайте оружие».

Постоялец пожал плечами.

«Есть в доме оружие?» – спросил второй, стоявший сзади.

«Кухонный нож».

"Шутки ваши оставьте при себе, – сказал человек за столом. – Фами-

лия? – Он смотрел на жильца и на фотографию. – Паспорт какой-то странный, – проговорил он, – что у вас там, все такие паспорта?… От кого тут скрываетесь?"

«Ни от кого», – возразил приезжий. Он объяснил, что хозяин дома – его родственник.

«А это мы еще разберемся, кто тут настоящий хозяин, а кто подставной», – ответил сидящий за столом, захлопнул паспорт, но не вернул его, а положил рядом с собой.

«Обыскать!» – сказал он кратко.

«Что же тут разбираться? – сказал приезжий, поглядывая на руки помощника, которые ловко шарили по его карманам. – Тех, кто здесь жил давно, уже нет!»

«Вы так думаете? – спросил лейтенант, поставил портфель на пол возле табуретки и принялся разглядывать бумаги на столе. – Это что?»

Личный досмотр был закончен, путешественник, присев на корточки, добыл из чемодана удостоверение, род охранной грамоты.

«Писатель, – брезгливо сказал лейтенант. – И что же вы пишете? Вот и сидели бы там у себя. Сюда-то зачем приехали?»

«Здесь тихо. Чистый воздух».

«Не очень-то тихо, – возразил лейтенант. – А насчет воздуха я с вами согласен. – Он помолчал и спросил: – Кто тут живет, вам известно?»

«В деревне?»

«Известно ли вам, кто проживает в этом доме?»

«Никто. Дом был заколочен».

«Интересно, – сказал человек за столом. – Очень даже интересно. А вот у нас есть данные, что сюда вернулся нелегально бывший хозяин».

«Откуда?»

«Что откуда?»

«Откуда он вернулся?»

«Из ссылки, – сказал лейтенант. – Да ты садись, так и будешь стоять, что ли?… Имеются данные. Это, понятно, не для разглашения, но вам как писателю будет интересно».

«Мне кажется, вы опоздали…» – заметил приезжий.

«Я говорил, надо было выезжать немедленно», – проворчал помощник.

«А ты помолчи, Семенов… Почему же это мы опоздали?»

Приезжий пожал плечами: «Другое время».

Ночной лейтенант взглянул на ручные часы, потом на ходики, тускло блестевшие в полутьме.

«Часы– то ваши стоят. Как же это так? -Он поглядел на писателя. – Живешь, а времени не знаешь, – сказал он, перейдя снова на „ты“. – Подтяни гирю, Семенов. Гирю, говорю, подтяни… И стрелки переведи. Да что у тебя, едрена вошь, руки дырявые, что ли!»

Помощник, чертыхаясь, подбирал с полу упавшие стрелки. Лейтенант продолжал:

"Насчет опоздания я тебе вот что скажу: опоздать-то мы не опоздали. А вот что положение становится час от часу серьезней, классовый враг свирепеет, это верно. Вот и носишься по всему уезду. Обстановка такая, что только успевай поворачиваться… Я тебе так скажу. Если в прошлом году у кулаков запасы хлеба были округленно от ста до двухсот пудов, то теперь в среднем до

пятисот, а в ряде случаев даже до тысячи… В феврале – в одном только феврале! – органами было обыскано триста шестьдесят шесть мельников и кулаков, обнаружено… точно не помню… что-то около семидесяти тысяч пудов зерна. Это же сколько народу можно накормить! А между прочим, рабочий класс

голодает. А у них семьдесят тыщ пудов спрятано. Вот так. – Он поднялся из-за стола. – А теперь осмотрим запасы. Где лабаз?"

«Какие запасы, сами видите, что тут».