Елена Хаецкая - Синие стрекозы Вавилона

В полдень раскрылись двери зала заседаний. Одна створка, другая. Хлынуло весеннее солнце в зал, ворвался туда ветер, взъерошил бумаги на столе.

И въехал в зал заседаний молодой десятник. Полюбопытствовать по варварскому обыкновению на диковинные для него обычаи оседлых людей.

С лошади не слезал, так и процокал по проходу между скамьями. Лошадка — скотина умная, сообразила, что хозяин ее этих крестьян презирает, и сама туда же — одного мазнула хвостом по лицу, другого...

Как завороженный, смотрел на него Аткаль из-за загородки. И стражи аткалевы тоже уставились на пришельца, рты пораскрывали. Никогда прежде не совались ордынцы во внутренние дела города. Нового, что ли, за данью прислали?

Невысок ростом, худощав и строен был ордынец. В седле смотрелся ладно, а кривоног ли — того не разглядишь, покуда верхом. Лохматая шапка из лисьих хвостов покрывала его голову, нахлобученная по самые брови, так что казался он огненно-рыжим, как балаганный фигляр.

Но лицо из-под этой фиглярской шевелюры глядело совсем не ярмарочное. Круглое, как луна, с пухлыми, почти девичьими губами. Узкие глаза почти полностью теряются под тяжелыми веками.

Покрутился на своей лошадке, подобрался поближе к председательскому столу. Судья, обвинитель, защитник, секретарь — все как по команде встали. Зачем шутить с человеком, у которого такая сабля на боку?

А лошадка подумала-подумала да и навалила прямо на клавиатуру компьютера, где машинистка протокол записывала.

Ордынец как не заметил. Губы раздвинул, сверкнул улыбкой.

— Это что тут у вас?

— Это, изволите ли видеть, господин, суд.

Черные брови поползли под рыжую шапку.

— А кого судите?

— Вот, изволите ли видеть, нескольких человек. Обманом деньги вымогали у честных граждан.

— Обманом? Нехорошо, — сказал ордынец. И засмеялся.

А секретарь заторопился, начал излагать дело.

— Был, понимаете ли, господин, один раб — вон он сидит.

Показал на Аткаля. И встретились на мгновение испуганные круглые глаза Аткаля с бесстрашными узкими глазами десятника. Чуть не закричал с перепугу Аткаль.

Сказал десятник:

— Зачем время тратить на какого-то раба? Его убить надо.

Секретарь закивал, в блокноте запись сделал.

— Конечно, убить его надо.

— А почему такое простое дело так долго разбираете?

— Так оно не простое, господин... У раба есть хозяин. Разве он не отвечает за проступки того, кто предан в его власть?

— Отвечает. Его тоже убить надо. Очень простое дело.

— Вот-вот, господин. — Секретарь многозначительно посмотрел в глаза судье. — Именно так мы и поступим.

— Ну так что мешает?

— Необходимо выяснить, кто именно из хозяев этого парня...

— А сколько у него хозяев?

— Позвольте, я объясню по порядку, господин. Сперва он принадлежал одному человеку по имени Хаммаку. Но потом этот Хаммаку через посредство господина Рихети продал своего раба господину Нидинте; господин Нидинта, ничего не зная о том, какими грязными делами ворочает в Сиппаре его раб, спокойно жил в Вавилоне, а тем временем господин Хаммаку...

Ордынец заскучал. Прекрасный солнечный день угас в его глазах, когда паутина судебной волокиты начала липнуть к нему со всех сторон.

Прерывая многословные излияния секретаря, сказал ордынец:

— Так казните их всех, вот и не надо будет много говорить.

— Это невозможно! — вступился защитник. — Нельзя же ставить на одну доску уважаемого банкира и какого-то прощелыгу.

Молодой десятник повернулся в сторону говорящего. Улыбнулся во весь рот.

— Как это невозможно? Что нельзя сделать, если Орда скажет: «делай»? Я скажу своим людям, они помогут.

И свистнул так громко, что у Аткаля кровь из носа пошла.

В зал ворвались пятеро на лошадях. Десятник махнул рукой, показал на осужденных:

— Вот этих взять и убить.

И были схвачены крепкими смуглыми руками уважаемый вавилонский банкир Нидинта, добросовестный служащий Рихети, хитроумный сиппарец Хаммаку и раб его, ничтожный Аткаль.

— Я протестую! — привычно начал защитник.

Обернулся в седле десятник, поглядел на него.

— И этого прихватите! — крикнул он своим людям. — Его тоже!

И вытащили защитника из-за стола, сорвали с него парик, сдернули плащ, поволокли за волосы, как обычного пленного крестьянина.

А десятник глядел и улыбался. И глаза его сверкали из-под рыжей шапки.

Тогда судья города Сиппара совершил единственный смелый поступок в своей жизни. Вылез из-за стола и бухнулся на колени перед маленькой степной лошадкой. И брезгливо отступила лошадка.