Елена Хаецкая - Синие стрекозы Вавилона

— А что, обезьяны тут хищные? — спросил Бэда.

— Нет, ласковые. Из рук берут. Только гадят на голову, — пояснила Пиф.

Они обошли весь сад, оказавшийся, к удивлению Бэды, довольно маленьким (со стороны выглядел райскими кущами, не знающими пределов). Наконец Пиф объявила, что у нее болят ноги. Еще бы не болели, когда на такие каблучищи взгромоздилась!

Бэда купил ей мороженого, и они сели на лавочку под цветущей магнолией. От запаха у обоих разболелась голова, но уходить не хотелось. Пиф съела свое мороженое, выбросила стаканчик в траву и, сняв туфли, поджала под себя босые ноги. Бэда взял ее ступню в руки.

— Натерла, — сказал он, недоумевая. — Зачем женщины только носят такую неудобную обувь?

— Чтобы вам, дуракам, нравиться, — ответила Пиф.

— Мне бы больше понравилось, если бы ты ноги не натирала, — сказал Бэда. — А как ты выглядишь — это дело десятое.

Он тут же понял, что ляпнул невпопад. Впрочем, Пиф только вздохнула легонько. Мужчины всегда говорили не то, что она хотела бы от них услышать. Она привыкла к этому.

— Ну, и с чего ты взял, что я именно тебе хочу понравиться? — сказала Пиф, чтобы отомстить за свое разочарование.

Бэда не ответил.

В соседней аллее расположился духовой оркестр. Некоторое время они слушали музыку и молчали. Потом Бэда сказал неуверенно:

— Им заплатить, наверное, надо...

— Мы их не нанимали, — возразила Пиф. И поинтересовалась: — А что ты наплел Беренгарию, когда уходил?

— Что иду дискеты покупать.

— Он же проверит.

Бэда отмахнулся.

— Ему все равно, по-моему. Да и вообще, он симпатичный мужик.

— А тот мальчик... — вспомнила вдруг Пиф. — Твой надсмотрщик... Ты давно его не видел?

— Давно, — сказал Бэда. — Так ведь все, девять дней прошло. Ушла душа. Я его и в храме отмолил. Помнишь, ты деньги нам давала?

Пиф сморщилась.

— Не нравится мне эта твоя секта.

— Христианство не секта. Это религия.

— Один хрен... — сказала Пиф, которая совершенно запуталась в богах и давно уже не давала себе труда разобраться.

— Да нет, не один, — сказал Бэда, неожиданно проявив твердость. — Совершенно разные хрены, поверь мне, Пиф.

— Ну ладно, отмолил, — проворчала она. — И что, теперь он, по-твоему, блаженствует... где там у вас праведные души блаженствуют? Как у всех, в райском саду? Или как?..

Бэда поднял глаза, мгновенно ощутив и благоухание цветов в саду Семирамис, и острый аромат разомлевших от жары трав, и тихое журчание животворящих водных струй, и печальные песни духового оркестра, и предгрозовую духоту, нависшую над городом...

— Будет гроза, — сказал он ни с того ни с сего.

— Ну и что? — отозвалась Пиф. Она все еще думала про райский сад.

— Не знаю, — сказал Бэда. — Да, пожалуй, я скучаю по нему, по этому надсмотрщику.

— Брось ты. Нашел, по кому скучать. Он тебя, небось, кнутом бил.

Бэда склонил голову набок.

— Ну и что? — спросил он.

Пиф потянулась и капризно сказала:

— Ну хорошо, хорошо... скучаешь... не секта. И ты ходишь в этот ваш храм? Где общественные виселицы?

— Есть еще один, в катакомбах, — ответил Бэда. — В метро. Только он подпольный.

— Скажи-ите... в катакомбах... там что, фальшивые деньги печатают?

— Нет.

Пиф сунула ноги в туфли и встала, покривившись. Сделала несколько ковыляющих шагов.

— Нет, — сказала она, — я так не могу. Лучше уж я босиком пойду.

И решительно сняла туфли.

Они побродили немного по саду, наслаждаясь прохладой и полумраком, а после вышли на улицу, и снова навалилась на них нестерпимая духота вавилонского лета, усугубленная пылью и смогом. Однако на священном берегу Арахту и дальше, выше по Евфрату, сгущалась уже темнота.

— Похоже, и правда будет гроза, — заметила Пиф. — Уж пора бы. Просто дышать нечем.

Она так и шла босая, ежась. Асфальт под ногами был раскаленным.

Некоторое время Бэда смотрел, как она идет — вздрагивая при каждом шаге, туфли в руках, — а после вдруг решился.

— Держись, — сказал он, подставляя ей шею.

Она засмеялась.

— Что, на плечи к тебе влезть?

— Нет... — Он заметно покраснел. — Я тебя так... на руках понесу. Ты за шею держись.

Она обхватила его руками за шею, уколов ему спину каблучками туфель. Бэда поднял ее с неожиданной легкостью. Он оказался сильнее, чем выглядел.

У него на руках Пиф смеялась, пока не задохнулась.

— Что люди подумают? — выговорила она наконец.

— Что я тебя люблю, — пропыхтел он.

Она не расслышала. Или сделала вид, что не расслышала. В конце концов, пифия должна быть со странностями.