Кристиане Ф. - Я, мои друзья и героин

Я сидела за партой и мечтала, как было бы нам хорошо с Детлефом там, далекодалеко. И когда мы вечером встретились на вокзале, я рассказала ему об этой истории. Он сказал, что его дядя и тетя живут в Канаде. Живут на огромном озере, и только поля да леса кругом. Они, конечно, нас примут. Он сказал, что мне надо сперва закончить школу – так будет лучше в любом случае. Он бы поехал вперёд, чтобы найти работу – это там легко, – и когда я подтянусь, у нас уже будет куплен деревянный дом.

Я сказала, что в любом случае собираюсь закончить школу. Мои дела там и так шли всё лучше и лучше. Легко! Я больше не стала бы там так глупо скандалить, а сосредоточилась бы на занятиях и постаралась получить хороший аттестат.

Тут Детлеф отошёл с клиентом, а я всё ещё ждала своего. Вдруг позади меня как из-под земли выросли два типа и спросили: «А что ты тут делаешь, чёрт возьми?» Я сразу поняла: душманы. Хлопушка! Меня ещё никогда не забирали, и поэтому я не боялась их, – раньше меня всегда оставляли в покое. Я же ничего такого не делала, просто несколько месяцев с перерывами ходила подрабатывать на панель Цоо, как и многие другие девочки моего возраста… Облавы там были каждый день. Но полиция жёстко гоняла только иностранцев, тех, что притаскивали с собой бутылку водки или сигареты из Восточного Берлина. На таких уродов там регулярно устраивалась охота.

И я очень спокойно ответила этим полицаям: «Я жду своего друга».

Один из них спросил: «Не гони – ты тут сосёшь!» Я сказала: «С чего вы взяли? Что, я так выгляжу?» Они спросили сколько мне лет, и я сказала, что мне четырнадцать. Они непременно хотели видеть мой паспорт, хотя паспорта выдаются только в шестнадцать. В общем, пришлось просветить их слегка по этому вопросу.

Один из них, – заводила, видимо, – сказал: «Давай-ка сюда свой мешок». Залез рукой в мешок и выудил оттуда ложку. Спросил, что это я делаю ложкой.

Я сказала: «Этой ложкой я ем йогурт».

Потом он, правда, вытащил из мешка шприц, завёрнутый в туалетную бумагу, и мне пришлось пройти. Привели меня в отделение на Цоо. Я не боялась. Я знала, что четырнадцатилетнюю они не смогут привлечь. Я просто была недовольна этими говноедами – они отнимали у меня время!

Меня заперли в клетку прямо рядом с письменным столом оберполицая. Я была так в себе уверена, что даже не пыталась скинуть героин, который всё ещё был в карманах джинсов. Ну как я могла выбросить ширево? Потом явилась дама-полицай.

Мне пришлось раздеться, снять всё, даже рубашку и трусы, и потом она обшарила меня, заглянув в каждую дырку, прежде чем нашла, наконец, героин в карманах.

Один из полицаев излишне подробно описывал всю эту процедуру, одним пальцем печатая на машинке. Копия протокола пошла в толстенную папку. Ну вот: теперь я была зарегистрированной наркоманкой, а не какой-то там неучтёнкой. Полицаи, впрочем, были очень добры со мной. Опять, правда, завели известную пластинку:

«Чёрт, девочка, что же ты делаешь? Только четырнадцать, такая молодая, такая красивая и уже почти труп!» Пришлось всё-таки дать им рабочий телефон моей мамы, и один из них пошёл звонить.

Мама появилась в участке так около половины шестого, полностью издёрганная.

Начался этот разговор с душманами, которые патетически выкрикивали «Такая маленькая! Такая красивая! Совсем ребёнок!» Мама сказала: «Да, да, этот ребёнок… Я вообще не знаю, что мне теперь с ней делать! Мы уже бросали с ней недавно. Но, значит, она не хочет завязать с наркотой!» Это было нечестно: «Она не хочет завязать!» Моя мама не имела никакого представления ни обо мне, ни о героине. Конечно, я хотела! Но как завязать – вот бы она сказала мне! Мы вышли из участка, и она начала допрос. Куда меня снова занесло? Где я была? Я сказала: «На вокзале я была, твою мать!» Она: «А тебе не надо было туда ходить!» Я сказала: «Я там просто ждала Детлефа – есть у меня ещё такое право, может быть?» Она сказала, что мне больше нельзя встречаться «с этим безработным асоциальным придурком». Помолчав, она спросила: «Ты ходишь на панель?» Я заорала: «Ты что, спятила? Скажи ещё что-нибудь!! Что мне там делать, потвоему, объясни-ка мне! Ты наверное думаешь, что я шлюха, да?» Тут она замолкла. Правда, теперь я начала серьёзно опасаться за свою свободу. И ещё меня пугало то, какой холодной вдруг стала мама. Я подумала, а вдруг всё: она меня бросит, откажется от меня, и не станет больше помогать. Но потом я сказала себе: «Ха, помогать! Чем, этими дурацкими сентенциями, что ли: не ходи на вокзал, не встречайся с придурком Детлефом?!» Мне пришлось ехать с матерью домой. Героина на следующее утро у меня не было. Утром мама вытащила меня из кровати. Посмотрела на меня и спросила: «Что у тебя с глазами, ребёнок? Они совершенно пустые. Я вижу в них только страх».