Да, именно так он и говорил… Хускего и Россия… семьдесят лет войны с Богом… Россия, Россия…
Помешался. Глаза пылали. Он практически не спал. Все сидел за компьютером, письма слал, на телефоне был сутками. В этот судорожный период к нему ездила одна журналистка. Носилась с ним повсюду, как собачонка, смотрела ему в рот. Постоянно что-то записывала одной рукой. Другой манерно отводила пряди волос от лица. Я несколько раз видел ее. Каждый раз у нее были слегка приоткрыты губки. Она была словно в каком-то сне. Она была опьянена круговертью событий. Старик нас познакомил. Мы даже ездили в Копен все вместе, по делам. Я – опять за грибами. Старик всю дорогу говорил о проекте, о монахах, батюшке, а потом вдруг оборотился ко мне и взревел:
– Ну а вы, молодой человек, уже закончили свою книгу? Готовы ли вы сделать доклад на семинаре? Или зачитать фрагмент? Рассказать об этом? Мне думается, всем было бы интересно! Тема беженцев вписывается в семинар, как вы считаете?
Это было ужасно, но мне было приятно, что все это слышала журналистка.
Вот и я, думалось мне, уже не просто там какой-то русский, который с молотком и долотом ковыряется в стенах замка…
Тогда же у старика появился какой-то биограф. Огромный толстяк лет сорока, с круглым мясистым животом и битком набитым кенгурятником, из которого частенько что-нибудь вываливалось: то сигареты, то блокнот. Стоял в разных местах в глубокой задумчивости, как следователь, изучающий место преступления. Пиджак на плече, блокнот с ручкой в руках. Прогуливался, поправляя кепку на голове, поглаживая подбородок. Светло-кремовая рубаха навыпуск. На шее миниатюрный дамский телефончик, на запястье – диктофон. Он часто в него бормотал что-то. Несколько раз я расслышал, как он сказал слово «личность», он стоял возле замка, вздыхал и с таинственной медлительностью повторял слово «личность». По телефону он говорил тоже как-то так, словно диктовал что-то. Старик подвел его ко мне, сказал, что я тоже пишу, что нам будет интересно; биограф сгреб и тискал меня, как младшего брата! Ничего не оставалось, как пригласить его к себе.
Было душно. Чай пили холодный. Он начал с того, что в Дании не так часто можно было встретить личность космического масштаба.
– Приезжал два раза далай-лама, но ведь это… – Он вздохнул. – Когда-то были Кьеркегор, Грунтви, а теперь… – Очередной вздох. – Такой религиозный проект заслуживает пристального внимания. Нужно как следует изучить. Это революционный момент в обществе. Многие не понимают, что на самом деле происходит в этой деревушке. Здесь не только православная христианская религия сходится под одной крышей с буддизмом, но и хиппи, анархисты, шаманизм и так далее. И кто об этом хоть сколько-то знает? Никто ничего не знает. Никто не знает, что здесь происходит. А здесь происходит зарождение общества нового типа, которое объединит в будущем разобщенные умы. – Он набирал обороты, я поддакивал. – Именно корни, традиции… Ямы, провалы между поколениями… Разобщенность и есть самая основная проблема века. Мы не можем совладать с замком мироустройства, как тут пытаются решить, как надо ремонтировать замок. Это превосходная метафора – этот проект! Мистер Винтерскоу придумал замечательный полигон, на котором вокруг этого полуразрушенного здания разыгрываются такие страсти. Он вовлекает людей, предлагает им решить, как и что делать, испытывает их… Поразительно! – вскрикивал он. – Однако, что знают про Хускего? Что это хиппи-деревня? Что тут сажают траву? Что это некое миниатюрное подобие Кристиании? Это все, что сегодня можно услышать от обывателя о Хускего. Для всех мистер Винтерскоу – странный старик, это в лучшем случае. Но этот странный старик – личность, необыкновенная личность, такая личность…
Долго рассуждал о том, что нужен такой человек, как мистер Винтерскоу, обеспокоенный спасением человечества, такой духовный и так далее. Чтобы спасти человечество, считал писатель, обществу были нужны новые идеалы. Обществу и подрастающему поколению был нужен новый герой. Такой, как мистер Винтерскоу. Не герои американских боевиков и тем более не такие герои, как современный датский герой, небритый, неряшливый, с оттянутым галстуком, расстегнутыми двумя пуговицами у шеи. Этот герой уже давно намозолил глаза. Отчего-то именно такой типаж стал доминирующим. Его теперь можно было увидеть повсюду: в Интерсити, автобусе, в каждом бистро…
– И чему такой герой учит? Он нас учит рутине, этот брюзга. Он учит нас, как надо стряхивать пепел, как надо манерно подносить бутылку пива к губам, как надо разговаривать с женщинами и коллегами. Этот измученный проблемами, разводами, любовницами, неурядицами герой. Этот циник, он нас ничему не может научить. Мы и так знаем то, что он там болтает. Мы и так до подкорки циничны! Он недоволен тем, что налоги такие высокие. Да, все недовольны! Он ведет годами борьбу с какой-то страховой компанией, которая не хочет ему выплачивать страховку за его травму. Ну и что? Он воюет с соседом по дому, который постоянно ремонтирует машины, шумит и пускает выхлопные газы ему в сад. Ерунда! Он бросает шутки в адрес пакистанцев. Это низко! Он едет в Венецию и падает в канал. Но это не смешно. Не смешно! Страшно, что целые поколения мужчин смиренно превратились именно в такого типчика с маской постоянной брезгливости и скепсиса на лице. Это катастрофа. Мы потеряли время, силы, людей. Это ужасно. Надо непременно что-то делать. Начать оздоровление социума. Нам нужен новый герой, который привнес бы новые идеалы, новое мышление и ориентиры. И он есть. Мистер Винтерскоу! Человек, который обеспокоен всякой божьей тварью!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу