Пенелопа Лайвли - Жаркий сезон

Полина живо интересовалась происходящим, но вскоре поняла, что она — никто. Студенты, поглощенные своим праведным гневом, ее попросту не замечали. Гарри воспринимал дом с его обитателями как место, где тебя покормят и уложат спать. Он врывался в дверь, иногда оживленный, иногда замкнутый, ничего не зная о бесконечных днях Полины и долгих часах, посвященных раздумьям о его — такой другой — жизни.

Полина с Терезой идут по берегу пруда, бросают хлеб уткам.

— Папа? — взволнованно спрашивает Тереза, глядя на другой берег.

— Нет, — отвечает Полина. — Это чей-то чужой папа.

«Твой папа сейчас на Би-би-си, в большом доме где-то на Оксфорд-стрит, — думает Полина. — А может, и не там. Может, веселится в баре с незнакомыми мне закадычными друзьями или корпит над книгой в библиотеке Британского музея. Или он в постели с этой Клер, которая, в последнее время часто звонит и ничего не просит передать. Я не знаю толком, где твой папа. А между прочим, мамы твоих подружек обычно знают, где их мужья, и это наводит меня на определенные мысли, хотя твой папа, если с ним о таком говоришь, сердится и обижается. Твой папа объясняет, что он блестящий и талантливый молодой ученый — формулировки немного иные, но смысл тот же — и потому не обязан отчитываться за каждый свой шаг. Твой папа дает понять, что мои расспросы утомительны, а когда у меня вырывается намек на некую историю, он смотрит с укоризной — мол, сколько можно! И я чувствую себя виноватой, хотя и догадываюсь в душе, что он перекладывает все с больной головы на здоровую. В итоге я уже совершенно ничего не понимаю и думаю, вдруг у меня и впрямь паранойя — так твой папа говорит, когда считает себя несправедливо обиженным. Поэтому я не смею настаивать, и в конце концов твой папа лезет ко мне с ласками, потому что отлично знает, как заткнуть мне рот.

Беда в том, что я люблю твоего папу. Иначе, наверное, все было бы по-другому. Все мои сегодняшние муки — побочный эффект любви. Если любовь здесь правильное слово. Между прочим, еще один повод поразмыслить, поскольку мои чувства к тебе обычно тоже называют любовью, а к твоему папе я испытываю нечто совсем иное. Я убила бы всякого, кто тебя тронет; что касается твоего папы, то мне самой порою хочется убить его. Я им одержима. Думаю о нем круглые сутки. Но я на его счет не заблуждаюсь. Я вижу, что он самовлюбленный эгоист и ловкач. Когда я смотрю на твоего папу со стороны, он мне не слишком симпатичен. Да, не глупый, да, занятный, но нельзя сказать, что я им восхищаюсь. Я люблю его, а это совершенно другое. Разумные соображения и вообще собственная выгода — побоку. А ведь я неглупая женщина, по крайней мере, всегда так о себе думала. Мне страшно вообразить жизнь без твоего папы. Мне страшно вообразить его с другой женщиной. И потому твой папа всегда будет сильнее. Он может обезоружить меня одним-единственным взглядом.

Взять хоть последние выходные. Мы собирались поехать на машине к морю и устроить пикник. Ты любишь пикники. Я, кстати, тоже. Мы обе очень ждали этого дня. И вот в пятницу вечером, когда ты уже спишь, твой папа вдруг вспоминает, что забыл мне сказать: в субботу у него симпозиум в Лондонском университете. Очень важный, ни в коем случае нельзя пропустить. Я возмутилась. Может быть, чересчур резко, потому что на этой неделе снова звонила Клер и снова ничего не захотела ему передать. Наверное, твой папа уловил мое раздражение. Во всяком случае, он больше обычного сокрушался, что вынужден изменить планы, и всячески старался загладить вину. Достал бутылку вина, налил мне и себе по бокалу и рассказал, что летом снимет нам дом во Франции, а потом бросил на меня такой взгляд, от которого я совершенно теряюсь. Он долго смотрел на меня, и я совершенно растерялась, и мы пошли в постель известно зачем. Вот так и живем…»

Тереза сняла Люка с ограды, и теперь они возвращаются к дому, очень медленно — Люк внимательно изучает каждую травинку, падает, устраивается посидеть. Тереза всякий раз терпеливо ждет. Но вот она взглянула на коттедж и встрепенулась. Хлопает дверь. Морис выходит и направляется к ним. В руках у него чашка кофе — видимо, решил сделать перерыв. Полина мгновение смотрит в окно, затем резко поворачивается и включает компьютер. Начинает разбирать почту.

Полина в постели. Кровать расчерчена яркими полосами света. Раннее утро, ставни закрыты, но солнце пробивается в щели. Тереза спит. Гарри уже встал и печатает на машинке. Из соседней комнаты доносится тюк-тюк-тюк, потом вж-ж-ж, потом снова тюк-тюк-тюк. Других звуков не слышно, только несмолкающее гудение насекомых за окном. Здесь, в сельской Франции, вообще очень тихо. Кое-что оказалось так, как она и ожидала, кое-что — нет.