Эдуардо Мендоса - Правда о деле Савольты

— А сейчас зачем пожаловал? Тоже оказать услугу?

Немесио кивнул.

— Ну что ж, говори, коли пришел.

— Дело очень важное, сеньор, вы уж не обессудьте, но при всем уважении к вам я хотел бы поговорить с кем-нибудь рангом повыше.

Агент склонил голову набок, сощурил глаза, смешно выгнул брови дугой и дернул себя за ус.

— Министр внутренних дел сейчас в Мадриде, — последовал ответ.

— Я хочу поговорить с комиссаром, начальником бригады общественного порядка, — уточнил Немесио, поняв, что насмешкам не будет конца.

— С комиссаром Васкесом?

— Да.

Агент, которому надоела болтовня Немесио, пожал плечами.

— Второй этаж. Надеюсь, у тебя нет при себе оружия?

— Можете обыскать, если хотите. Я человек мирный.

Агент обыскал его и пропустил. Немесио поднялся на второй этаж и спросил у секретаря, где можно найти комиссара Васкеса. Секретарь ответил, что комиссар еще не приходил, записал его фамилию и велел подождать в коридоре. Комиссара долго не было. Наконец он появился. Лицо у него было сумрачное. Прошло еще немало времени, прежде чем секретарь вызвал Немесио в просторный, но неуютный кабинет, который при свете ясного зимнего утра выглядел по-казарменному уныло. Подробности встречи между комиссаром Васкесом и Немесио Кабра Гомесом нам уже известны из первой части повествования.

— Жениться? — изумился я. — Жениться на Марии Кораль?

— Не так громко, пожалуйста. Совсем не обязательно, чтобы нас слышали, — шепнул Леппринсе, не переставая улыбаться.

К счастью, оркестр по-прежнему играл, и мои слова заглушила музыка.

Бурно отреагировав, я замолчал. Предложение показалось мне настолько нелепым, что исходи оно от кого-либо другого, а не от Леппринсе, я отверг бы его без колебаний. Но Леппринсе никогда не совершал опрометчивых поступков, и если он заговорил со мной об этом, следовательно, все хорошенько обдумал и взвесил. Я решил не торопить ход событий, сохранять спокойствие и дать ему возможность изложить свои аргументы.

— Почему я должен жениться на ней?

— Потому что ты ее любишь.

Если бы купол казино обрушился на мою голову, я был бы не так ошарашен. Я готов был услышать любой ответ, любой довод, любой намек, но… этого я никак не ожидал. Моей первой реакцией, как я уже сказал, было потрясение. Потом меня охватило негодование и, наконец, оцепенение. На сей раз мое замешательство вызвано было не необычностью слов Леппринсе, а тем, что раскрыли мою тайну. Разве это не было правдой? Разве не любовь руководила всеми моими поступками, заставила найти Марию Кораль, неумолимо влекла в кабаре, в пансион, в ее мрачное пристанище, вопреки всякой логике, вопреки человеческому благоразумию? И разве не одолевали меня в последние дни сомнения, нелепая робость и слепое упрямство, отвергавшее перст судьбы? Разве?.. Нет, я не хотел думать об этом. Мне казалось, будто у моих ног разверзлась земля и я, охваченный страхом, балансирую на самом краю пропасти. Мне не хватало решимости поверить в такую возможность. Леппринсе же, напротив, не боялся бросить вызов судьбе. Как я завидовал и завидую по сей день той твердости духа, которую он проявлял в решающие минуты.

— Ты заснул, Хавиер?

Его спокойный, участливый голос вывел меня из раздумий.

— Прошу прощения, но… Ваши слова повергли меня в смущение.

Он рассмеялся, считая мое замешательство ребячеством.

— Ты ведь не станешь отрицать, что я прав?

— Я… я почти совсем не знаю ее. Как вы могли подумать?

— Хавиер, — возразил он, — мы ведь не дети. Существуют факты, а факты упрямая вещь. Они неколебимы, как эта колонна. Я понимаю твои сомнения, но, отвергая факт, ты не решаешь проблемы, уверяю тебя.

— Нет, нет! Это безумие! Пусть все идет своим чередом!

— Ну хорошо, оставим этот разговор, — сказал он, вставая. — Извини, мне нужно пойти позвонить. Только не убегай, ладно?

— Не беспокойтесь.

Он намеренно оставил меня одного, чтобы дать возможность поразмыслить. Не знаю, о чем я думал в те минуты, но когда он вернулся, в голове моей все еще царил полный хаос, хотя я несколько успокоился.

— Прости, что задержался. Так о чем мы говорили? — спросил он с ласковой иронией.

— Послушайте, Леппринсе, в голове у меня полная неразбериха, не терзайте меня.

— Я же сказал, оставим этот разговор.

— Боюсь, что теперь уже поздно. Вы правы: факты упрямая вещь.

— Так, значит, ты признаешь, что любишь Марию Кораль?

— Нет… не совсем так. И именно это меня смущает. Я еще не разобрался как следует. Не отрицаю, я испытываю к ней довольно глубокие чувства. Но любовь ли это или нечто преходящее, не знаю. К тому же одно дело любить, а другое — жениться. Любовь воздушна, эфемерна, а женитьба — дело серьезное. На нее не решишься с бухты-барахты.